Сегодня, 8 мая, исполняется 75 лет со дня рождения Чарльза «Санни» Листона (1932-1970), чемпиона мира в супертяжелом весе в 1962-64 гг.

Предположительно сегодня – так как сам Санни не знал точной даты своего рождения..Но, сопоставив различные данные, боксерская общественность, полагаясь на биографов известнейшего боксера, отмечает день его рождения именно сегодня, что дает основания полагать, что и сам Санни Листон отмечал свое появление на свет именно в этот день.

Предлагаю Вашему вниманию несколько статей, которые произвели на меня впечатление, когда я заинтересовался судьбой талантливого, без преувеличений, боксера и неординарной личности Санни.

Одну из них я приведу полностью (это глава о Санни Листоне из книги Александра Беленького «Бокс. Большие чемпионы», которая, на мой взгляд, заслуживает наивысшей оценки). А две других – это электронные ссылки.

Первая – статья Игоря Масленникова, отнюдь не повторяющая главу из вышеупомянутой книги, как кому-то может показаться сначала.

Вторая ссылка – на форум одного из сайтов, где, помимо определенной доли разговоров, содержится переведенная информация о некоторых подробностях  биографии Санни, в частности – о его боях с Мохаммедом Али, о неоднозначности результата которых будут вести споры еще не один десяток лет.. Очень любопытно.Рекомендую к  прочтению.

Давайте почтим память этой неординарной и неоднозначной личности…

                        "САННИ ЛИСТОН, ПОСПЕШИВШИЙ РОДИТЬСЯ 

Тот, кто прозвал Чарльза Листона Санни (сыночек), был не лишен довольно изощренного чувства юмора. Здесь слышен еще и подтекст: sonny (сыночек) по-английски звучит так же, как sunny (солнечный, радостный). А здоровенный черный мордоворот с неизменным и непередаваемо мрачным выражением лица был внешне похож на Кинг-Конга и абсолютное большинство противников побеждал даже не первым ударом, а первым взглядом, поймав который они стремились уже не столько к победе, сколько к возможности выжить.

Чарльз Листон родился в самой нищей округе города Литлл-Рок одного из самых бедных штатов Арканзаса 8 мая 1932 года, хотя никакого документального подтверждения этой даты нет, и позже многие его биографы утверждали, что он был значительно старше. Сам Санни очень болезненно относился к этим разговорам. В 1962 году он как-то сказал: «Любой, кто скажет, что мне не 30 лет, называет мою маму лгуньей». Повторять свои сомнения после такого заявления как-то не решались, но они остались.

В семье было 25 детей от одного отца и двух женщин, которые поочередно имели несчастье быть его женами. Его папаша, Тоби Листон, пытавшийся выращивать хлопок на арендованной земле, на самом деле не умел в этой жизни делать ничего, кроме детей, если, правда, не считать того, что и жен и де­тей он постоянно и нещадно бил.

Когда Чарли, 24-му ребенку в семье, было 13, его мать взяла 12 своих чад и уехала в Сент-Луис, оставив остальных детей с отцом. Кстати, не совсем понятно, по какому принципу она отобрала детей. Своих у нее было только 10, остальные были от первой жены. Значит, она взяла с собой кого-то из тех, кому она была мачехой, а не матерью, но при этом не взяла своего родного сына Чарли.

Тем, кто остался с отцом, пришлось совсем тяжело. Побои, которые раньше распределялись на 26 человек, теперь приходились на 13. Больше всего он невзлюбил Чарли, которого избивал практически каждый день, возможно потому, что понимал: скоро он уже не сможет позволить себе такого удовольствия, так как тот рос не по дням, а по часам. Следы от этих побоев сохранились у Санни на спине на всю жизнь. Если в какой-то день случалось, что отец не избивал его, Чарли подходил к нему и в недоумении спрашивал: «Почему сегодня ты меня не бил?»

В конце концов такая жизнь ему надоела, и он перебрался к матери. За этот поступок ему и присвоили прозвище Санни, со временем заменившее ему имя. Впрочем, было ли у этого странного человека, чуть не затерявшегося среди бесчисленных детей, для которого одним из самых неприятных вопросов был: «Сколько тебе лет?» — было ли у него вообще имя? Это не праз­дный вопрос. Некоторые его биографы, как, например, обозреватель журнала «Sports Illustrated» Уильям Нэк (чья статья, очень богатая фактическим материалом, оказала мне неоценимую помощь при написании этой главы), утверждают, что у него не было полноценного ощущения собственной личности. Через много лет после смерти Листона его близкий друг Джек Маккинни, боксер-любитель, одно время работавший спортивным обозревателем в газете «The Philadelphia Daily News», вспо­миная времена, когда Санни уже был чемпионом мира, в частности сказал: «Санни был так чувствителен к вопросу о своем возрасте, потому что он действительно не знал, сколько ему лет. Когда журналисты писали, что ему 32, но уже 50, это задевало его куда сильнее, чем все думали. Санни не знал, кто он такой. Он хотел персонифицировать себя и думал, что, став чемпионом мира, сможет это сделать».

Но пока до чемпионства было еще далеко. Мать попыталась устроить своего вновь обретенного сына в школу. По причине полной неграмотности его отправили в первый класс, и старшеклассники стали издеваться над ним. Он дрался с ними, а потом вообще перестал ходить в школу и все время проводил на улице, где огромная физическая сила позволила ему быстро проявить себя. Он научился верховодить в среде, где его в любой момент могли не только избить, но и пристрелить, но этого не случилось. Наверно, повезло. Хотя, если взглянуть на последующую жизнь Санни, то, может быть, надо сказать «не повезло».

Он постоянно дрался, и его регулярно забирали в полицей­ский участок. Затем он попытался ограбить ресторан и получил условную судимость. В конце концов все-таки попал в тюрьму за попытку ограбления бензоколонки. 15 января 1950 года он получил срок в общей сложности за две кражи и два разбойных нападения первой степени. В тюрьме он и начал заниматься боксом. Физвоспитанием там ведал священник преподобный Алоис Стивене. Он сразу обратил внимание на Листона. «Санни был самым великолепным представителем мужской породы, которого я когда-либо видел. Мощные руки, широченные плечи. Очень скоро он стал нокаутировать всех в зале. У него были невероятных размеров кисти рук! После того как их заматывали бинтами, на них было невозможно надеть перчатки».

На свободу с чистой совестью он вышел в конце 1952 года.

За год он побил всех сильнейших боксеров-любителей, включая и новоиспеченного олимпийского чемпиона Хельсинки Эда Сандерса, после чего перешел в профессионалы.

Примерно в это время один из заинтересовавшихся им промоутеров как-то привел Листона в ресторан и заказал ему цыпленка. Санни с каким-то испугом уставился на блюдо, которое официант поставил перед ним. На вопрос, в чем дело, Листон ответил, что не знает, как это есть. Кроме того, как выяснилось, он не умел ни читать, ни писать.

Профессиональную карьеру Листона не раз описывали как беспрерывное триумфальное шествие, но действительность отнюдь не была такой радужной. Первые противники мало что могли ему противопоставить, но в 1954 году в Детройте в своем шестом бою Листон встретился с довольно известным тяжеловесом Джоном Саммерлином, и все, кроме судей, решили тогда, что победил Саммерлин. Разразился небольшой скандал, единственным выходом из которого был матч-реванш, который состоялся через полтора месяца. На этот раз Листон действительно выиграл, но один судья из троих все же отдал победу Саммерлину, которому буквально накануне боя во время спарринга сломали нос. То, что с такой травмой он смог продержаться против Листона до конца боя, ясно доказывает, что Санни отнюдь не был тогда несокрушимой скалой, какой его любят изображать Некоторые биографы.

Свой следующий бой, с Марти Маршаллом, в том же 1954 году Листон проиграл, однако это поражение, как ни странно, можно скорее занести ему в актив. Дело в том, что его челюсть в том бою была сломана в нескольких местах, но он, как и Саммерлин во встрече с ним, закончил бой на ногах.

В 1955 — начале 1956 года Листон провел семь боев и во всех одержал победу. В двух из них он встретился со своим обидчиком Марти Маршаллом, которого один раз нокаутировал в 6-м раунде, а во второй раз выиграл по очкам с большим преимуществом.

Однако портрет Листона не будет полным, если не сказать, что все это время у него была и другая работа. Впоследствии он все отрицал перед прессой, но сознался в грехе своему другу, рефери Дэйви Перлу. Один из его менеджеров, Фрэнк Митчелл, был человеком крупного мафиози из Сент-Луиса Джона Витале. Мафия в этих местах, как и во многих других, контролировала строительный бизнес, а негры, работавшие на них за гроши, время от времени начинали бунтовать, и кому-то надо было их «успокаивать». Одним из таких успокоителей и был Санни Листон. Сколько челюстей, рук и ног он сломал на этой работе, не знает никто, но известно, что он по-настоящему стыдился своего тайного приработка. Однако он находился не в том положении, чтобы сказать «нет» своим хозяевам.

Полиция в общем-то знала обо всем, но время «большой борьбы с мафией» наступило только лет через 10, и пока с этим мирились как с неизбежным злом. Санни не понес никакого наказания за свой приработок, но все же одна «неприятность» с ним произошла.

В мае 1956 года некий полицейский остановил такси, в котором ехал Листон, и оштрафовал водителя. Санни заступился за шофера, за что страж порядка, габаритами не уступавший боксеру и не знавший, с кем имеет дело, сказал что-то нели­цеприятное о цвете его кожи. Дубинку достать он не успел. А пистолет из его кобуры достал уже Листон и прихватил его «на память». Его вскоре задержали. Суд состоялся в январе 1957 года. Учитывая, что полицейский сам спровоцировал Санни, его приговорили лишь к девяти месяцам заключения, из которых Санни отсидел восемь.

Едва выйдя из тюрьмы, он фактически ни за что получил от одного полицейского дубинкой по голове. Рассчитаться с ним в тот момент не было никакой возможности, но через пару недель Санни засунул его головой в мусорный контейнер, после чего сбежал в Филадельфию. Как ни странно, это сошло ему с рук. Видимо, опять сработали мафиозные связи. Во всяком случае, очень скоро, в марте 1958 года, он при довольно странных обстоятельствах подписал менеджерский контракт с Пепом Бароне, которого до того никогда даже не видел. Его новый менеджер, малоинтересный сам по себе, был человеком знаменитого мобстера Блинки Палермо, с которым вскоре познакомился и Листон.

Видимо, второй срок как-то подействовал на Листона психологически, потому что отныне он стал проходить сквозь соперников, как нож сквозь масло. В 1958 году он провел восемь боев, и лишь одному противнику, Берту Уайтхерсту, удалось, причем дважды, продержаться против него до конца. Остальные были нокаутированы, а одному из них, Уэйну Бетеа, пришлось в первом же раунде выплюнуть семь (!) своих зубов.

В 1959 году, после того как Листон нокаутировал двоих очень сильных и популярных тяжеловесов Кливленда Уильямса и Нино Вальдеса, обоих в третьем раунде, о нем впервые заговорили как о некоронованном чемпионе мира. Флойду Паттерсону, владевшему тогда титулом, пресса стала все чаще намекать, что неплохо бы ему встретиться с Листоном, но чемпион тогда увлекся своей затяжной дуэлью с Ингемаром Юхансоном и до 1961 года не выказывал ни малейших намерений драться с Санни.

Листон был лишь на пару сантиметров выше Паттерсона, но казался рядом с ним горой благодаря гораздо более мощному сложению. Еще его первый тренер, преподобный Алоис Стивене, обратил внимание на огромные кисти рук Листона. В тюрьме ему пришлось пользоваться стандартными перчатками, обматывая руки меньшим количеством бинтов, чем принято, но, когда он стал выступать в официальных боях, перчатки ему стали шить на заказ. Природный полутяж Паттерсон был слишком трезвым человеком, чтобы не понимать, что против такого крупного тяжеловеса, как Листон, у него нет никаких шансов. Еще лучше это понимал Кае Д'Амато. Но дело было не только в размерах.

Девиз Санни звучал так: «правая разрушает, левая уничтожает». Листон не был левшой, но левая рука слыла его главнымкозырем. В нокаут он обычно отправлял левым хуком, но едва ли не более страшным оружием был его джеб, которым он обрабатывал лоб противника как отбойным молотком. Сам Санни говорил об этом так: «Середина лба у боксера — это как хвост у собаки. Отрежь собаке хвост, и она начнет идти во все стороны сразу, потому что потеряет чувство ориентировки. То же самое произойдет с боксером, если ему постоянно бить в лоб».

Джон Саммерлин, фактически победивший его в их первой встрече, признавал, что был совершенно потрясен этим ударом. Джеб, короткий прямой удар с передней, то есть для правши — левой руки, редко бывает сильным. Вместе с тем это самый быстрый удар, который чаще любого другого доходит до цели.

Однако Листон обладал, возможно, самым сильным джебом в истории бокса. Это был не тычок, подготавливающий почву для атаки или, наоборот, сбивающий противника с прицела, а настоящий силовой удар. Случалось, что он даже отправлял им в нокаут. У Паттерсона с его стеклянной челюстью не было противоядия от этого оружия Листона. Кроме того, сам Санни прекрасно держал удар. Наконец, многие современни­ки совершенно напрасно считали его просто громилой — он был великолепным техничным боксером.Однако этим его достоинства не исчерпывались. Листон остался единственным боксером в истории, который внушал больший ужас, чем Тайсон. Зал при виде его просто лихорадило. Анджело Данди, тренер Мохаммеда Али, как-то решил проверить у зрителей, насколько страшным им кажется Листон. Он задавал им всего один вопрос: какого он роста? Зрители отвечали по-разному. В среднем они говорили, что где-то 6 футов 9 дюймов (205 см). На самом деле рост Листона составлял всего 186 см. Глаза у страха оказались действительно велики. Тайсон по крайней мере никогда и никому не казался выше, чем он был.

Если Санни так боялись зрители, то что говорить о противниках? Большинство из них проигрывало ему еще до боя. Листон смотрел на боксера в другом углу ринга мрачным, немигающим взглядом палача, который любит свою работу. Никакого садизма — просто до предела сконцентрированная агрессия. Многие соперники Листона вспоминали, что выражение его лица перед боем и по его ходу никогда не менялось. Это была своеобразная маска, только надета она была не на лицо, а не­посредственно на череп.

Вот с этим-то человеком и не хотел драться Флойд Паттерсон. Но Америка не могла смириться с тем, что хороший парень бегал от плохого. В боевиках положительные герои так себя не ведут, и от Патгерсона стали все громче требовать, чтобы он встретился с Листоном, и не просто встретился, а размазал его по рингу, как масло по куску хлеба. Как когда-то Джеффрису в бою против Джека Джонсона, а затем Джо Луису во второй встрече со Шмелингом, Америка поручила Паттерсону выиграть. Сам президент Кеннеди пригласил совсем оробевшего от такой чести и без того Робкого Флойда и сказал ему: «Я надеюсь, что ты победишь». Паттерсону не оставили выбора.

Флойд ходил сам не свой. Он даже рассорился с Касом Д'Амато, наотрез отказавшимся принимать участие в органи­зации этого боя. Но бой все равно состоялся 25 сентября 1962 года в Чикаго.

Тем временем, пока общественное мнение во главе с президентом Кеннеди обрабатывало Патгерсона, Листон занимался своим делом. В 1959—1961 годах он провел 11 боев, в 10 из которых победил нокаутом. Только многоопытному Эдди Мэкену (тому самому, которого Юхансон когда-то — видимо, все-таки случайно — нокаутировал в первом раунде) удалось в 1960 году «отбегать» от Листона 12 раундов и услышать финальный гонг стоя, но его поражение в этом бою не вызывало сомнений ни у кого. Сам Мэкен, впрочем, сказал после боя что-то невнятное о своих глазах. На это тогда не обратили особого внимания, но позже вспомнили.

Наконец наступил черед Патгерсона. В каком состоянии находился Робкий Флойд, говорит хотя бы то, что его первый удар пришелся не просто мимо цели, а, как говорят стрелки, «в молоко» — не достал до головы Листона где-то сантиметров 25— 30, а Флойд как раз славился точностью удара. Дальше — больше. От джеба Листона Патгерсона перетряхивало с ног до голо­вы. Вообще любой удар Санни, даже пришедшийся вскользь, производил на Патгерсона «неизгладимое впечатление». Тем не менее он пока держался на ногах.

В конце второй минуты Паттерсону, у которого голова, наверно, гудела как котел, пришла не самая удачная мысль прижать правую руку Листона к своей шее. Сани, вместо того чтобы вырываться, тут же слегка придавил голову Паттерсону вниз и нанес несколько ударов своей главной бьющей рукой — левой. Флойд «поплыл», после чего Листон спокойно его добил.

Последним ударом в том бою был его коронный левый хук. Вся встреча продолжалась 126 секунд.

Матч-реванш состоялся 22 июля 1963 года. Чуда не про­изошло, на этот раз бой продолжался на целых четыре секунды дольше. Паттерсон дважды падал на пол и поднимался на ноги только тогда, когда рефери отсчитывал последние секунды. В третий раз после трехударной серии левый — правый — левый он не успел встать до того, как арбитр закончил счет.

Как чемпион Листон был отчаянно непопулярен. Его воспринимали как классического плохого парня. Санни не спасал даже его своеобразный мрачноватый юмор. Например, когда Листон получил последний срок, он сказал своему менеджеру Джорджу Катцу, кстати чуть ли не единственному порядочно­му человеку из его окружения, работавшему на него за 10 про­центов со всех его доходов: «По справедливости, Джордж, ты теперь должен отмотать и 10 процентов моего срока».

Однако Америка, не знавшая еще политкорректное™, не могла стерпеть, что этот уголовник, не перетруждаясь, лупит всех своих соперников. У Листона было на этот счет свое мне­ние: «Боксерский матч — это как кино про ковбоев. Есть хорошие ребята и есть плохие ребята. Люди платят за то, чтобы им показали, как хорошие ребята бьют плохих. Я плохой парень, но я меняю все правила игры: меня не бьют».

Только самые близкие Листону люди знали, что он тяготился образом «плохого парня» и хотел, завоевав титул, стать примерным гражданином. Но когда после матча с Паттерсоном он приехал в Филадельфию, которую стал считать своим родным городом, его там не встретил ни один человек, кроме нескольких репортеров. Листон обиделся на Америку навсегда. Отныне и до самой своей смерти он не упускал ни одной возможности эпатировать публику, что при его остроумии было не­сложно.

Кстати, абсолютно неграмотный Листон обладал некоторыми совершенно уникальными способностями. Так, у него была феноменальная память и феноменальные же способнос­ти к звукоподражанию. Он мог воспроизвести любой голос и любой звук, а своим друзьям иногда рассказывал целые пьесы, изображая не только все голоса, мужские и женские, но и, например, скрип открывающейся двери. Один из его знакомых сказал, что самое сильное впечатление на него произвело, как Санни говорил фальцетом.

Листон опередил свое время лет на 20. Такие типажи, как он, по ряду причин, на которых мы остановимся позже, вошли в отчаянную моду в середине 80-х годов, и один из них, некто Майк Тайсон, стал чуть ли не главным кумиром конца века. Если бы Листон появился на свет «вовремя», вполне возможно, что он бы затмил Железного Майка, и это ему, а не Тайсону миллионы поклонников в ответ на любое его эпатажное высказывание кричали бы: «That's bad!!!» К тому времени само слово «bad» в определенных кругах поменяло свое значение и вместо «плохой» стало означать «превосходный». Но в его время Листона не любило даже негритянское сообщество, чьи тогдашние лидеры считали, что Санни с его образом классического «плохого негра» их позорит.

Если бы Тайсон родился после смерти Листона, наверняка бы нашелся какой-нибудь шальной оккультист, который объявил бы Майка реинкарнировавшимся Санни, но они, ничего не зная друг о друге, одновременно просуществовали на этом свете чуть больше четырех лет, так что если душа Листона и все­лилась в Тайсона, то далеко не сразу. Впрочем, на самом деле они были далеко не так похожи друг на друга, как принято счи­тать. Тем не менее именно в эпоху Тайсона историки бокса стали один за другим вспоминать Листона и написали о нем много книг. На какое-то время он стал почти культовой фигурой и чуть ли не самым модным из чемпионов прошлых лет.

Однако в 60-е годы до моды на неуправляемых негров было еще далеко. Кстати, раз уж речь зашла о неуправляемости, то нельзя не сказать, что был один человек, которого Листон слушался безоговорочно, причем не просто слушался, а позволял ему обращаться с собой как с малым дитятей. Как-то художественному директору (по-нашему, зав. отдела иллюстраций) известного журнала «Esquire» Джорджу Лоису пришла в голову блестящая по своей абсурдности мысль — снять Санни в костюме Сайта-Клауса для обложки рождественского номера. Листон со своим взглядом печального убийцы, не говоря уже о цвете кожи, подходил для этой роли просто идеально. Лоис обратился к своему другу, который хорошо знал Листона, и тот его привел. Съемки проходили в казино в Лас-Вегасе.

Фотограф Карл Фишер, которому поручили сделать оригинальный снимок, плохо представлял себе, с каким оригиналом ему предстоит поработать. После того как он сделал первый кадр, Санни встал и, ни слова не говоря, вышел из комнаты.

Стоявший здесь же Лоис бросился за ним, лопоча, что ему нужно сделать еще хотя бы несколько снимков, и схватил Листона за руку. Тот обернулся и одним взглядом отбросил от себя докучливого малого на несколько метров.

Тогда Лоис бросился к человеку, который приехал вместе с Листоном: «Объясни ему, пожалуйста, что мне нужно сделать, может быть, сотню снимков, чтобы выбрать из них один». Санни тем временем ушел в игорный зал и, склонившись над покрытым зеленым сукном столом, делал ставку. Его знакомый подошел к нему сзади, взял его за ухо, поднял и со словами: «А ну-ка пошли!» — потащил назад в комнату, где проходила съемка. Санни даже не пытался возражать или сопротивляться. Зрелище получилось хоть куда, особенно если учесть, что Листону было уже за 30, а выглядел он на все 40.

Нет, этот человек был не отец Санни Тоби Листон. Это был Джо Луис, перед которым Листон благоговел. Боги нужны даже самым отпетым людям.

Однако помимо Джо Луиса и еще нескольких порядочных людей окружение Лиетона оставляло желать лучшего. В Америке не было гангстера, так или иначе связанного с боксом, с которым бы Санни не поддерживал контакт. В 1960 году американское правительство наконец-то всерьез озаботилось про­блемами мафии, в частности занялось расследованием ее ра­боты в боксерском бизнесе. Листона пригласили свидетелем на судебный процесс, в ходе которого выяснилось, что фактически всей его карьерой и деньгами, поступающими от его выступлений на ринге, распоряжаются мобстеры Фрэнки Карбо и Блинки Палермо. Листон заявил, что ничего об этом не знает и что всеми его делами ведал Пеп Бароне. Конечно, это была лишь не слишком хорошая мина при совсем плохой игре, так как он с его умом не мог не знать того, что знали абсолютно все — что Бароне был «шестеркой» Палермо. Все эти люди и другие, подобные им, не отпускали Санни до самой смерти, причем «смерть» здесь не фигура речи, а именно смерть.

В 1963 году, после его второй победы над Паттерсоном, все эксперты бокса считали, что Листон продержится на троне как минимум 10 лет. Однако он потерял титул уже в следующем году. Как, кому и при каких обстоятельствах проиграл Санни — это отдельная история, о которой речь пойдет в следующей главе. Если ты встретился на своем пути с великим человеком и даже сумел сыграть в его жизни какую-то роль, будь готов к тому, чтотвоя биография станет всего лишь незначительной частью его биографии. Так случилось и с Листоном. Два года его жизни, 1964-й и 1965-й, стали частью биографии Мохаммеда Али, дважды победившего несокрушимого, как всем казалось, Санни.

После второго поражения от Али Листон снова зажил своей жизнью, уже никак не связанной с жизнью нового чемпио­на мира. Санни продолжал выступать на ринге в 1966—1970 годах, правда на более низком уровне. Без больших проблем он разбирался с боксерами средней руки, пока в декабре 1969 года не напоролся на Леотиса Мартина, не убоявшегося страшного взгляда Листона и потому нокаутировавшего его в девятом раунде, что лишило Санни всяких шансов на бой за чемпионский титул. К тому времени Листон был совершенно разорен, и поражение от Мартина означало, что его положение уже никогда не поправится.

Это был предпоследний бой Листона. Последний, состоявшийся 29 июня 1970 года, с известным боксером Чаком Уэпнером он выиграл техническим нокаутом. У здоровенного Уэпнера были острые надбровные дуги, из-за чего он почти в каждом бою истекал кровью. После встречи с Санни ему пришлось наложить 57 швов. Листон получил за этот бой 13 тысяч долларов, но ему не досталось из них ни цента. За несколько недель до боя Санни попросил своего друга, профессионального игрока Лема Бэнкера, поставить от его имени 10 тысяч долларов на то, что неплохой тяжеловес Мэк Фостер побьет безумного отважного, но простоватого белого тяжа Джерри Кворри. Однако в шестом раунде Кворри нокаутировал Фостера. Санни попросил Бэнкера о небольшой отсрочке, и, когда после побе­ды над Уэпнером получил деньги, первым делом отдал 10 тысяч Бэнкеру. Остальные три тысячи ушли на оплату секундантам, тренерам, спарринг-партнерам и другим людям из его команды. Санни остался ни с чем.

Листон умер при загадочных обстоятельствах всего через полгода — в декабре 1970. Точная дата его смерти, как и точная дата рождения, неизвестна. Его жена была в отъезде. Когда 5 января 1971 года она вернулась домой и открыла дверь, в нос ей ударил тошнотворный запах разлагающегося тела. Санни был давным-давно мертв. Так давно, что невозможно оказалось даже точно установить, когда именно он умер.

Официальной причиной смерти, вопреки общераспространенному заблуждению, считается не передозировка героина, а закупорка легких и острая сердечная недостаточность. Однако в его организме обнаружили морфин и кодеин, образующиеся при распаде героина. Кроме того, на руке нашли следы недавних уколов. Впрочем, тело было в таком состоянии, что мало о чем можно говорить с уверенностью.

По свидетельству рекламного агента Листона Харольда Конрада, еще одного порядочного человека из его окружения, Листон немного покуривал марихуану и изредка нюхал кокаин, но никогда не притрагивался к героину. Собственно, он просто физически не мог его себе ввести. Дело в том, что Лис­тон боялся уколов больше, чем самый трусливый детсадовец, которого насильно тащат делать прививку. Как-то, когда у Санни был сильный грипп, врач решил сделать ему укол. Завидев шприц, Листон едва не выбросил его вместе с доктором в окно. И от этой фобии Санни, по свидетельству всех своих знакомых, так и не избавился, так что сам себе укол он сделать вряд ли мог. Джо Луис тоже не верил, что Листон умер своей смертью.

Мотивы для убийства были у его друзей-гангстеров. Листон работал в бандитской ростовщической компании, одной из тех, где, по некоторым данным, держал свои деньги Рокки Марчиано. Санни, как нетрудно догадаться, выбивал деньги из должников. Однако со временем он стал причинять своим хозяевам большие неудобства. В последние годы жизни он сделался законченным алкоголиком и устраивал пьяные дебоши, которыми привлекал ненужное внимание и к своей персоне, и к своим нанимателям. Кроме того, в ходе этих скандалов Санни вроде бы иногда давал волю не только рукам, но и языку. Так что в конце концов его хозяева могли пожелать от него избавиться.

Харольд Конрад, много общавшийся с Листоном как раз в то время, выдвигает несколько другую версию, которая в принципе сводится к тому же, что и первая. Конрад слышал, что Санни стал требовать себе больший процент с тех сумм, которые он выбивал из должников, да так шумно, что его предпочли убрать, чтобы он не привлекал ненужного внимания к своим работодателям.

Кто-то из полицейских в Лас-Вегасе утверждал, что совершенно точно знает, хотя и не может доказать, что Листон поругался из-за денег со своим старым знакомым, мобстером Эшом Резником, и тот «заказал» его.

С другой стороны, Джеральдин Листон уверена, что ее муж умер от того, что напился на морозе, и с ним просто случился инсульт, так как в последние годы он страдал от гипертонии, но ей мало кто верит. Возможно, жене, очень любившей своего мужа и любимой им, такая версия просто казалась наиболее приличной. Во всяком случае, она отказывалась даже говорить на эту тему. Может быть, просто боялась.

Харольд Конрад, возможно понимавший Санни лучше других, так подвел итог его жизни: «Полицейский (вызванный в квартиру, где лежал мертвый Листон) сказал о нем: «Плохой негр. Получил то, что заслужил». Я с этим не согласен. У него были хорошие качества. Но я думаю, что он умер в тот день, когда родился».

Как-то между делом Листон, никогда не страдавший косноязычием, сказал слова, которые обозреватель журнала «Sports Illustrated» Уильям Нэк избрал эпиграфом к своей статье о нем: «Когда-нибудь специально для боксеров напишут блюз. Медленную мелодию поведет гитара, ей будет тихо аккомпанировать труба и негромко звонить колокол».

Санни Листон был не самым лучшим человеком и не заслужил жизнь в райских кущах, но такого блюза своей памяти он несомненно достоин."

Обещанные ссылки:

http://www.infosport.ru/press/szr/0798/topic29.htm 

http://www.boxers.ru/Forum/showthread.php?s=b6e5216af95c62a057c96547482f7ebf&postid=66360