Серебряный призер чемпионата Европы 1963 года, обладатель Кубка Европы-64, шестикратный чемпион СССР (1959, 1960, 1962, 1963, 1965, 1966) в весовых категориях 57 кг и 60 кг, участник Олимпийских игр-60, заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР и Болгарии БОРИС НИКОНОРОВ – очередной герой нашей рубрики «Пьедестал», в которой мы рассказываем о тех, кто приносил славу российскому боксу, начиная с 1952 года, когда советские боксеры дебютировали на международном ринге и заканчивая нынешними временами

- Борис Николаевич, в вашем послужном списке есть еще одно достижение, которое у вас уже никто не отнимет и, тем более, перекроет: в 1960 году вы стали первым советским боксером, которому удалось победить американца. Мы к этому историческому факту  еще вернемся, а пока давайте начнем наш разговор с истоков вашей боксерской биографии. С чего она началась?

- С секции бокса 28-го московского ремесленного училища, в которое я поступил в 1953 году, чтобы освоить профессию электрика. Но в эту секцию, надо сказать, попал не сразу: сначала было страстное желание играть в футбол. Объездил десятки стадионов, где проводились наборы в футбольные группы, но никому из тренеров не приглянулся. Слишком худеньким был, да и ростом не вышел. Картина везде была одна и та же. Всех пришедших строили в одну шеренгу. Дальше выходил тренер, отбирал ребят поздоровее и покрепче, отправлял их на поле, а остальным предлагал для начала идти за ворота, подавать мячи…

Такая перспектива меня не устраивала, и после нескольких безуспешных попыток стать футболистом, решил поискать счастье в боксе, благо секция, как я уже сказал, была при  ремесленном училище, в котором учился. Если честно, привыкший к неудачам шел туда с мыслью, что и оттуда, скорее всего, выгонят. Но, к счастью, ошибся. Тренер Александр Андреевич Карпушин посмотрел на меня и говорит: «Становись в строй последним…». Уже  потом, когда я начал выступать на соревнованиях и побеждать, он признался: думал, говорит, ты сам быстро бросишь занятия, потому что все же тяжело без партнеров…

Соперников в секции у меня, действительно, не было, поскольку весил тогда всего 36 кг. Соответственно, и боев не было. Но вот однажды приезжаем на очередной открытый ринг, и Александр Андреевич мне говорит: «Есть один мальчик, но он на 5 кг тяжелее тебя. Выйдешь против него?». Я ни секунды не раздумывал: «Конечно! Надоело ездить по соревнованиям и не выступать». В общем, вышел на первый в своей жизни бой и проиграл. 

Но на следующий день, как всегда, пришел на тренировку, чем опять, как потом узнал, удивил и одновременно порадовал Карпушина. Он думал, что после этого поражения я окончательно разочаруюсь в боксе…
    
- А вы снова с головой окунулись в занятия, забыв, наверное, о профессии электрика?

- Ну, почему же? В 1955 году после окончания училища попал по распределению в «Центрэлекторомонтажстрой». Оттуда меня, 16-летнего мальчишку, почти тут же командировали во Владимирскую область, в деревню Заря – строить подстанцию. Дело было зимой, холод собачий, до минус 35 доходило. В столовой, наспех сооруженной из фанерных листов, пока пищу донесешь до стола, она ледяной коркой успевала покрыться. На улицу никто из местных без нужды носа не показывал, а мы каждый день по два километра пешком отмеряли из деревни до рабочего места. В сапогах на два размера больше, чтобы несколько портянок можно было на ноги намотать…

Помнится, с напарником, таким же мальчишкой, кабель к трансформатору высотой в двухэтажный дом подсоединяли. В перчатках попасть гайкой на резьбу не получалось, а без них – пальцы мгновенно прилипали к холодному металлу. Но мы нашли выход: пока один нащупывал резьбу, другой паяльной лампой разогревал воздух вокруг. Потом вдвоем всем телом повисали на 30-килограммовом ключе, чтобы закрутить гайку до конца…

Тогда, наверное, и развил силу в руках, ведь и с кувалдой приходилось работать. А сейчас посмотришь – иные молодцы к 16 годам ничего тяжелее стакана не поднимали…

Но профессиональным электриком я все-таки не стал, потому что многое стало получаться в боксе. После того первого поражения очень долго не проигрывал…

- А когда пришла первая значимая победа?

- В 1957 году выиграл юношеское первенство СССР в Таллинне. В весовой категории 51 кг. И меня зачислили в состав сборной Советского Союза. Как такового деления сборной на юношескую, юниорскую и национальную команды тогда не было, поэтому, когда меня спрашивают, в каком году я попал в сборную, отвечаю: в 57-ом, в 18 лет.

Начали вызывать на сборы. В «Трудовых резервах», за которые я выступал, меня перевели во взрослую группу, в которой были такие мастера, как Виктор Меднов, Анатолий Перов, Юрий Егоров и другие. Меднов тогда уже был серебряным призером Олимпийских игр в Хельсинки, Перов -- бронзовым. Егоров – призером чемпионата Европы в Варне. Тренироваться рядом с такими бойцами, было большим везением, подарком судьбы. Я тянулся за ними, впитывал, как губка, все, что подмечал в их тренировках, старался подражать. Помню, как тот же Меднов работал на снарядах. Это что-то страшное было! Он с такой силой и жесткостью бил по мешкам, что когда потом стягивал перчатки, все бинты под ними были в крови. А ведь работал не в маленьких перчатках-блинчиках, а в боевых…

Его физическая подготовка вообще вызывала восхищение. Представляете, он мог спокойно держать на гимнастических кольцах, которые висели в центре нашего зала, знаменитый «крест Азаряна». Никто в группе не мог с ним в этом сравниться… 
        
- Но стремились, можно не сомневаться, все. Как у вас складывалась дальнейшая боксерская жизнь?  

- В 1958-ом я уже боксировал со взрослыми и поехал на зональные соревнования чемпионата СССР. Тогда чемпионату страны предшествовали так называемые зоны, которые проводились в восьми городах. Их победители в каждой весовой категории потом съезжались на финальные соревнования, где и разыгрывали главные медали чемпионата Советского Союза.

В 1958  году я вместе со своим одноклубником по фамилии Исаев (веселый, помню, был такой человек – здорово играл на аккордеоне, прекрасно пел) приехали в Минск, а там организаторы, вдруг мне говорят: «В категории 54 кг, в которой вы выступаете, уже нет ни одной вакансии, но есть место в 57 кг. Если хотите – пожалуйста». Ну, куда деваться в такой ситуации? « Конечно, согласен, раз уж приехал…». Вот так, из веса 51 кг, в котором боксировал против своих сверстников, я невольно перескочил одну категорию, и сразу начал выступать в 57.

Тем не менее, тот минский зональный турнир я выиграл, и в финальных соревнованиях, которые прошли в начале апреля в Москве, после двух побед, дошел до финального боя, в котором с минимальным счетом 2:3 проиграл олимпийскому чемпиону Володе Сафронову.
      
Но уже в следующем году, на чемпионате страны, который прошел в рамках Спартакиады народов СССР, взял у него реванш, и впервые стал чемпионом страны. 

- С 1959-го по 1966-ой годы вы шесть раз выигрывали чемпионат Советского Союза – дважды в полулегком весе (57 кг) и четырежды – в легком (60 кг). Можете выделить какой-то из них, который, например, запомнился вам больше всего?

- Ну, во-первых, я бы еще добавил, что, помимо этих шести золотых медалей, я один раз стал серебряным призером, проиграв, как уже сказал, Сафронову, и однажды, в 1964 году, бронзовым.

Что касается самого памятного чемпионата, мне трудно ответить на этот вопрос, поскольку какого-то особенно яркого впечатления ни один из них не оставил – все были по-своему интересными и одинаково сложными. В то время выиграть чемпионат СССР, было порой даже труднее, чем стать чемпионом Европы, поскольку в каждой весовой категории существовала огромная конкуренция. Например, в олимпийском 60-ом в моем весе боксировали Сафронов, Степашкин, Засухин…В легком весе – Баранников, Какошкин, Борис Степанов…Или взять, допустим, второй средний вес:  Позняк, Попенченко, Шатков, Феофанов…

Виликтон Баранников, скажем, ни разу не был чемпионом СССР, но при этом стал чемпионом Европы и серебряным медалистом Олимпийских игр  

- В упомянутом вами 1960 году вы во второй раз стали чемпионом страны в категории 57 кг, победив в финале  будущего олимпийского чемпиона Токио Станислава Степашкина. Эта победа гарантировала вам путевку на Олимпийские игры в Риме? Расскажите, как шел отбор на эту, третью в истории отечественного бокса, Олимпиаду? 

- Чемпионатом страны дело не ограничилось. Были еще отборочные бои на сборах, которые прошли в два этапа. Первый, за два месяца до Олимпиады, в подмосковном Воронове, второй – в Кисловодске. Не знаю, может быть, потому что я был самым молодым кандидатом в олимпийскую команду, но дались мне эти сборы очень тяжело, поскольку надо было постоянно придерживать вес. «Тот, у кого будет два килограмма над категорией, может не рассчитывать на поездку в Рим», - постоянно повторял Сергей Семенович Щербаков, тогдашний главный тренер сборной. А мне надо было 10 килограммов гонять… 

Я и сейчас не сомневаюсь, что эта Олимпиада могла сложиться для команды (а для меня уж точно) гораздо удачнее, если бы нас  ни начали мучить сгонкой веса еще за два месяца до начала соревнований. Основным моим конкурентом за право поехать в Рим был олимпийский чемпион Сафронов, поэтому приходилось постоянно держать себя в форме и, как того требовал главный тренер, в нужном весе. Я бы мог немного расслабиться, чуть отпустить вес, чтобы полегче было готовиться к соревнованиям, которые, повторюсь, должны были стартовать только через два месяца. А вместо этого приходилось недоедать, недопивать, бегать кроссы в двух шерстяных костюмах, париться в четыре веника – выматывать себя до предела, поскольку взвешивание проводили практически каждый день. В такой ситуации я, честно говоря, больше не о техническом уровне своей подготовки думал, а о том, чтобы тренеры остались довольны моим весом.

Пришлось его, естественно, держать и в Риме, куда, если мне не изменяет память, мы приехали за восемь дней до начала боев. В результате всех этих процедур мне в олимпийских поединках элементарно не хватило свежести. После первого боя даже потерял сознание.

- В том стартовом поединке олимпийского турнира жеребьека свела вас с американцем греческого происхождения Николасом Спанакосом…

- Да. Когда об этом стало известно, кто-то поспешил выразить мне свои соболезнования. При этом о боксерских возможностях Спанакоса никто не знал, поскольку видеозаписей в те времена у нас не было. Зато был комплекс непобедимости американцев, появившийся после того, как на двух предыдущих Олимпиадах в Хельсинки и Мельбурне никому из наших боксеров не удалось пройти американский барьер. В Хельсинки проиграл Меднов, в Мельбурне – Ромуальдас Мураускас и Лев Мухин, причем Лев - нокаутом. А чемпионаты мира тогда не проводились.

Тем не менее, я настраивался открыть, наконец, победный счет и с первых же минут боя задал такой темп, что удивил даже своего тренера Сан Саныча Чеботарева. "Ты что, сумасшедший?" – спросил он в перерыве, но меня уже было не остановить…

Когда в третьем раунде в одном из эпизодов судья в ринге начал нас растаскивать, подумал, что нарушил правила, а оказалось, что бой закончился. Представляете, я даже финального гонга не услышал! Но добился все-таки своего, победил! А в раздевалке потерял сознание от перенапряжения….

- В мае прошлого года, накануне Олимпийских игр в Пекине, в американской газете «Майами Нью Таймс» появилась статья, название которой  условно можно перевести так: «Красное подсуживание». Ее автор, выражая опасения по поводу того, что в Китае хозяева, никогда ранее не выигрывавшие золота в боксе, будут делать все, чтобы в Пекине его завоевать, пишет, что американцам надо будет побеждать своих коммунистических оппонентов за явным преимуществом. Иначе победу могут не отдать. И в качестве показательного примера приводит ваш бой со Спанакосом, утверждая, что американца тогда засудили и что это решение было освистано трибунами. В статье есть и слова самого Спанакоса о том, что победа, якобы, стала неожиданностью даже для самого русского боксера, а несколько судей, представлявших страны Восточного  блока, были после этого поединка отстранены от работы на Олимпиаде. Что в свою очередь можете сказать по этому поводу?

- Что это откровенная ложь! О чем вообще тут можно говорить, если этот бой я выиграл единогласным решением судей со счетом 5:0? В спорных боях таких результатов не бывает, тем более что тот бой обслуживали не только судьи из Восточного блока.

- Как далее сложилась для вас Олимпиада?

- В следующем бою я  с таким же счетом выиграл у чемпиона Панамериканских игр аргентинца Карлоса Аро, а в четвертьфинале проиграл будущему олимпийскому чемпиону итальянцу Франческо Муссо – 2:3. Это, к слову, был единственный бой Муссо на тех соревнованиях, который он выиграл с минимальным преимуществом
              
- Кто-то потом сказал, что в Риме вы могли бы подняться и выше пятого места, не приключись с вами любовная история, которая тоже оказалась связанной с Америкой. Можете о ней рассказать?

- Насчет того, что мне это помешало добиться на ринге большего, не согласен, как, между прочим, не согласен с тем, что я, на самом деле, проиграл итальянцу. А роман с американской гимнасткой Дорис Фучс у меня, действительно, случился. Все произошло совершенно неожиданно для меня за несколько дней до начала Игр. Как-то после тренировки заглянули с ребятами в интернациональный клуб, открывшийся в Олимпийской деревне. Сидим, наблюдаем за танцующими, как вдруг одна из девушек в костюме национальной сборной США усаживается ко мне на колени и целует… Я, мягко говоря, опешил.

- Наверное, подумали о провокации, которыми в то время пугали советских спортсменов, выезжавших за рубеж?

- Нет, поскольку потом начались наши ежедневные встречи с этой девушкой, и я сразу увидел искренность в ее глазах. Объяснялись мы исключительно через переводчиков, поскольку английского  я не знаю. Она к тому оказалась дочерью миллионера. Однажды после рассказов о том, как она разъезжает по Америке на "Роллс-Ройсе", Дорис поинтересовалась, на каком автомобиле езжу я. Надо было видеть ее округлившиеся глаза, когда штангист Юрий Власов, хорошо знавший английский, пошутил, что у Бориса, мол, машины нет, зато есть кобыла, которая прекрасно ориентируется на улицах Москвы. Но насчет автомобиля – это было чистой правдой.

- Фучс на вашем поединке со Спанакосом присутствовала?

- Нет, но вечером она меня поздравила. Кстати, на следующий день в Олимпийской деревне вышел специальный выпуск газеты, где на первой полосе был помещен мой снимок с Дорис на коленях, а под ним - крупными буквами: "Бой между Востоком и Западом закончился их романом!»

- Который после Олимпиады перерос в почтовый?

- После первого же письма из США меня вызвали на Лубянку. Когда шел туда, всякие мысли в голову лезли. Однако обстановка там оказалась настолько дружелюбной, что тревога сразу пропала. Вопрос, по сути, задали один: "Зачем оставил этой девушке домашний адрес?" А в то время , надо сказать, на обязательных перед каждой зарубежной поездкой инструктажах нам строго-настрого запрещали давать кому-либо домашние адреса, только координаты клуба или Спорткомитета… Не помню, что я им ответил, но в итоге меня отпустили с "добрым" советом  – прекратить переписку

Но Дорис об этом пожелании советского комитета госбезопасности, понятно, не знала и продолжала писать. А вскоре прислала посылку - меховую куртку, рубашку, чулки для моей мамы, туалетное мыло и еще что-то. На следующий день после этого меня вновь пригласили на Лубянку. "Что, — спрашивают, — было в посылке?". - "Вы же сами знаете", — отвечаю. Дело в том, что дома, сняв обертку с мыла, обнаружил на нем аккуратное сквозное отверстие и понял, что кого-то очень интересовало, не спрятано ли там чего-нибудь? Такая моя наблюдательность (а я по простоте душевной поделился ею с хозяевами кабинета) мгновенно конкретизировала их позицию: "Если хочешь дальше защищать спортивную честь страны на международных аренах, перестань заниматься эпистолярным жанром с этой американкой

После такого ультиматума я, естественно, призадумался. С одной стороны, дело принимало серьезный оборот, а с другой - я был молод, по-хорошему честолюбив, и мне, не скрою, приятно было видеть завистливые взгляды друзей, знавших о моих отношениях с дочерью миллионера. Не каждому в жизни выпадает такая карта, и я по-ребячески этим бравировал. В конце концов, принял нелегкое решение продолжать переписку, тем более что после присланных подарков не хотел оставаться в долгу. Собрал традиционный «русский набор» из водки с икрой, добавил к нему сувениры и отправил в Америку.

А спустя какое-то время получаю очередное письмо, в котором Дорис прозрачно намекнула, что не прочь выйти за меня замуж, что уже составила послание Хрущеву с просьбой предоставить ей советское гражданство. В КГБ откликнулись моментально и на этот раз пропесочили меня так, что дальше было некуда. Вопрос поставили однозначно: еще раз напишешь – станешь невыездным…

- Признайтесь, мысль уехать насовсем вас в те дни не посетила?

- Я никогда не мог представить своей жизни вне Москвы. За свою боксерскую карьеру побывал в двадцати шести странах (в некоторых из них бывал по несколько раз), так что у меня было немало возможностей проверить собственные чувства к родному городу…

А вот Дорис все-таки ко мне приехала, правда, не навсегда.

В 1963 году в Москве, в Лужниках, состоялась матчевая встреча по спортивной гимнастике между сборными СССР и США, и Фучс была в составе американской команды. Понадобилось, я вам скажу, определенное мужество, чтобы после всех вызовов в Комитет госбезопасности решиться на встречу с ней. Подумал: будь что будет, купил букет гладиолусов и поехал на Малую арену. А когда увидел Дорис, пошел еще дальше – пригласил ее к себе домой…
Чтобы реально оценить этот шаг, надо сказать, что я жил с мамой, братом, отчимом и его сестрой в коммунальной квартире на Пятницкой. Там было еще шесть семей. На стенах в прихожей висели соответственно шесть жестяных корыт. Общий туалет, ржавые трубы, отсутствие горячей воды…

Реакцию дочери миллионера на все это легко себе представить, но у нее хватило такта ничего «не заметить». С моей мамой она повела себя так, как будто знала ее сто лет…
Появление миллионерши в коммуналке произвело фурор среди соседей, они даже шепотом стали разговаривать. Те, кто не успел увидеть ее в прихожей, нашли повод заглянуть в нашу комнату – кому-то вдруг соль срочно понадобилось, кому-то перец…

- Может, кто-то из них получил спецзадание на той же Лубянке?

- Вряд ли. Ими двигало в тот момент единственное желание собственными глазами увидеть "сумасшедшую" американку, готовую поменять папино богатство на все эти коммунальные удобства. Тем не менее, о своих походах на площадь Дзержинского я не забывал ни на минуту. Более того, когда на следующий день пригласил Дорис повеселиться в компании своих друзей, мне постоянно казалось, что за нами кто-то следит. Провожая ее вечером в гостиницу "Киевская", в которой остановилась американская делегация, даже попросил таксиста сделать несколько кругов вокруг здания отеля. Но «хвоста» никакого не заметил.

- А как же насчет женитьбы?

- Мы договорились до Олимпиады 1964 года этого не делать, а в Токио определиться со сроками. Но, увы, следующей нашей встрече не суждено было состояться, и виной тому стал…мой любимый футбол. У меня были все шансы поехать на вторую в своей жизни Олимпиаду, я готовился к ней, но на сборах, за две недели до Игр, играя в футбол, сломал два пальца на ноге. Играли мы на открытой баскетбольной площадке, и я, сконцентрировав все внимание на мяче, не заметил рядом металлическую стойку, и со всей, как говорится, дури ударил по ней…

Представляете, мое состояние в тот момент! Боль была не столько даже физическая, сколько душевная. Но даже в гипсе продолжал тренироваться: бил по лапам, сидя на табуретке – надеялся еще на что-то. Но на что тут можно было надеяться, если я даже не мог оттолкнуться от настила ринга?

В общем, в Токио в моей весовой категории полетел Виликтон Баранников и стал там вторым. Конечно, что тут скрывать, обидно было страшно, ведь я выигрывал у Виликтона и до, и после Олимпиады…

- А чем закончился роман с Дорис?

- С тех пор перестал получать от нее письма, хотя знаю, что она продолжала писать. Мне об этом сказали Борис Лагутин и Олег Григорьев, которые участвовали в токийской Олимпиаде. Дорис тоже там была, но в качестве запасной сборной США по гимнастике. Ей тогда уже было 32 года и в этом смысле она до сих пор остается самой возрастной американской гимнасткой –участницей Олимпийских игр.

В Токио Дорис отыскала Бориса и Олега, которых знала еще по Риму, и долго выясняла, где я, почему меня нет на Играх, почему не отвечаю на ее письма. А я ведь тоже не переставал писать после ее отъезда из Москвы, но все наши письма, догадываюсь, осели в архивах КГБ.

- Не пробовали потом ее найти?

- Однажды попытался. В 1989 году был руководителем нашей делегации в Нью-Йорке
на традиционном боксерском матче команд СССР и США. Воспользовавшись случаем, попросил неизменного организатора таких турниров в Америке Виталия Каранта помочь  мне отыскать следы Фучс. На следующий день он сказал мне, что она живет далеко от Нью-Йорка, где-то на коралловых островах во Флориде, давно вышла замуж, и будет для всех лучше, если я откажусь от попыток ее найти. В общем, это было разумно, тем более я ведь тоже не холостяк.

- Тем не менее, давайте вернемся в 60-ые. После Олимпийских игр в Риме вы еще в течение шести лет выходили на ринг, в том числе и на чемпионате Европы 1963 года, который прошел в Москве. Расскажите о том, что вместили для вас эти шесть лет?

- Ну, во-первых, сразу после Олимпиады в Риме я перешел в категорию 60 кг, в которой отбоксировал вплоть до завершения карьеры. И ушел, собственно, из бокса, в первую очередь, потому что снова устал гонять вес. Но обо всем по порядку.

В 1962 году в Киеве я первый раз стал чемпионом страны в легком весе, победив финале Виликтона Баранникова. В августе 63-го снова выиграл чемпионате страны, который проходил в рамках второй Спартакиады народов СССР.

А до этого в мае-июне там же в Москве прошел чемпионат Европы, в котором вы упомянули. Конечно, я был намерен там стать первым. Для этого у меня все имелось. Но там сложилась доселе небывалая ситуация, когда сборная СССР полным составом пробилась в финал. Все десять человек. Так что, последний день чемпионата превратился по существу в матч между сборными СССР и Европы…

И вот начинаются соревнования. Золотой почин делает Виктор Быстров, обыгравший болгарина Стефана Панайотова в категории 51 кг. Потом победу одержал Олег Григорьев, за ним – Станислав Степашкин…

Далее была моя очередь боксировать против бронзового призера чемпионата Европы 1961 года венгра Яноша Кайди. Но, согласитесь, нельзя же было все золото отдать боксерам одной команды, тем более являющейся хозяйкой соревнований. Надо было кого-то, как сейчас говорят, отцеплять, тем более что после меня на ринг должны были выйти такие бойцы, как Алоис Туминьш, Ричардас Тамулис, Борис Лагутин, Валерий Попенченко, Дан Позняк, Андрей Абрамов…
В общем, победу в том бою со счетом 3:2 присудили венгру, который, к слову, потом на Олимпийских играх 1972 года в 33-летнем возрасте стал серебряным призером. Но в Москве, в другой ситуации победу вполне могли отдать мне. По крайней мере, ощущения, что я проиграл, у меня не было. И после чемпионата, никто из руководства федерации и сборной ко мне претензий не имел. Напротив, даже сказали, что выступил отлично.
      
Потом была бронза на чемпионате СССР-64 и травма, полученная перед самой Олимпиадой. Правда, до того успел вместе с партнерами по сборной выиграть командный Кубок Европы.

Но все-таки два последних в своей боксерской биографии чемпионата СССР я выиграл: в 65-м в финале снова обыграл уже серебряного тогда призера Олимпийских игр Баранникова, а в 66-ом – Валерия Плотникова.

Впереди была Олимпиада в Мехико, мне в 66-м было всего 27 лет, но с боксом, тем не менее, пришлось закончить. Устал снова по 10 килограммов гонять.

- А вы счет своим боям вели?

- До поры-до времени. Но думаю, что не намного ошибусь, если скажу, что провел около 265 боев, из которых где-то 15 проиграл. 

После победы на чемпионате СССР пришел к  Николаю Александровичу Никифорову-Денисову, который, помимо того, что был тогда вице-президентом АИБА, возглавлял еще и Центральный совет ДСО «Трудовые резервы», за которые я выступал, и говорю, так, мол, и так, очень тяжело стало вес гнать: уже больше 10 кг – организм с трудом справляется, вода по ночам снится. Он в ответ: «Мы тебе платим деньги за выступление именно в 60 кг. Но раз задумал уйти непобежденным, предлагаю остаться  тренером в «Трудовых резервах». А я тогда только институт физкультуры на улице Казакова окончил. «Ну, Николай Саныч, - говорю. – за эту работу вы мне будете платить 120 рублей в месяц, а я сейчас получаю 250…». « Давай так договорился, - предложил он. – Ты уходишь на тренерскую работу, а мы тебе на год оставляем ставку в 250 рублей. А там посмотрим, как у тебя дела пойдут, как будешь справляться…»    

     
Так я стал тренером. «Трудовые резервы» предоставили мне два абсолютно необорудованных зала в Тушине. Я их расчертил, нарисовал схемы: где ринг поставить, где мешки повесить, где – настенные подушки, платформы для пневматических груш установить…ЦС «Трудовые резервы» выделил необходимый инвентарь и оборудование. Все как нельзя лучше в итоге получилось: тот факт, что там потом долгое время сборная СССР тренировалась, сам за себя говорит…

А через полтора года у меня уже было пять победителей юношеского первенства Москвы. Дело пошло. В 1970 году предложили контракт в Болгарии, должность старшего тренера национальной команды. Сначала, правда, речь шла о работе в Африке, но с поездкой туда произошел какой-то сбой. Мне было сказано, что надо будет подождать месяцев шесть-семь, а вот в Болгарию можно отправляться хоть завтра, и я с семьей поехал.

Сначала контракт был подписан на один год, но мне потом болгары продлевали его еще дважды. В итоге вместе запланированного одного года, проработал там три. Мог бы задержаться и подольше, поскольку моими результатами были довольны, но сам захотел домой.

Помимо работы в сборной, много ездил по городам Болгарии, в основном туда, где бокс был, мягко говоря, запущен. Месяц проводил в одном городе, месяц – в другом, месяц – в третьем. Поднимал в регионах интерес к боксу. А в 1972 году на Олимпийских играх в Мюнхене два моих воспитанника поднялись на пьедестал почета. Георгий Костадинов в весовой категории 51 кг стал олимпийским чемпионом, а Ангел Ангелов (63,5 кг) – серебряным призером.

После Олимпиады, на чествовании олимпийцев, где присутствовал Генеральный секретарь Компартии Болгарии Тодор Живков,  мне присвоили звание заслуженного тренера Болгарии, наградили медалью «За особые заслуги». В 1974 году, когда я уже уехал оттуда и находился в Москве, прислали еще одну такую медаль, следующей степени.

- А за что вы получили звание заслуженного тренера СССР?

- За подготовку сборной СССР к чемпионату мира 1989 года в Москве, где наши ребята впервые выиграли пять золотых медалей и командное первенство. Я тогда был помощником главного тренера сборной Константина Копцева, совмещая эту работу с работой в «Трудовых резервах».

С Константином Николаевичем, надо сказать,  начал работал практически с тех пор, как в 1980 году его назначили старшим тренером молодежной сборной. Когда он перешел в основную команду, пригласил туда и меня.

После Олимпийских игр в Барселоне, когда Копцева на посту главного тренера национальной сборной сменил Николай Хромов, меня избрали главным тренером сборной Москвы, в должности которого я проработал более 15 лет. Сейчас в свои 70 лет (25 января исполнится 71) являюсь главным специалистом центра сборных команд Москвы, и в меру  сил и возможностей помогаю Владимиру Созинову, призеру Кубка мира 1990 года, который сменил меня на посту главного тренера сборной Москвы по боксу.

- Борис Николаевич, напомним посетителям сайта, что у вас еще есть «фирменный» молодежный мастерский турнир на призы заслуженного мастера спорта Бориса Никонорова, который,  во многом вашими усилиями и пр поддержке московской федерации, проводится каждый год и который в 2010-ом будет отмечать свой 15-летний юбилей. Значит, вы по-прежнему в строю, по-прежнему служите боксу. Здоровья вам!

- Спасибо!

Борис ВАЛИЕВ