30 декабря 1970 года умер выдающийся боксер и чемпион – Чарльз «Санни» Листон. Достижения «Сыночка» Листона в ринге общеизвестны, а жизнь за его пределами наполнена трагизмом и печалью. Листон родился и рос в настоящих трущобах, в нищей семье беспробудного пьяницы Тоби Листона, в которой, кроме самого Санни, было еще 24 ребенка (!). С самого детства Чарли Листон был очень привязан к матери Элен, за что получил прозвище «Sonny» (Сыночек). Когда Чарльзу было 11 лет, мать не выдержала постоянных побоев и издевательств со стороны главы семейства и, бросив детей, сбежала в Сент-Луис. После этого, маленькому Санни, как любимчику матери, больше всех доставалось от жестокого отца – он избивал его практически ежедневно. Следы этих побоев остались у Листона на спине на всю жизнь.
Обстоятельства смерти Санни Листона были достаточно загадочными. В январе 1971 года на рождество его полуразложившееся тело нашли в собственном доме. При этом на руках были обнаружены следы от уколов, а в крови – следы распада героина, хотя, по мнению окружения Листона, он никогда не кололся. Последний раз его видели живым 30 декабря 1970 года его жена Джеральдина Листон и их семилетний сын. Следствием было выдвинуто множество версий, начиная от гипертонии и заканчивая заказным убийством. Ни одна из них не получила достаточного подтверждения.
Покопавшись в интернете, я так и не получил какой-нибудь подробной информации о том, что же произошло в тот день, 30 декабря 1970 года. Помогло воображение, которое дорисовало недостающие детали сухих сведений, добытых во всемирной сети. Еще раз повторюсь – все, что написано ниже, является только плодом моего воображения и фантазии, и возможно, совершенно не отвечает действительности.
Заранее прошу прощения за некоторую затянутость повествования и, может быть, излишние подробности – короче не получалось, как ни старался. Тем, кого интересует исключительно бокс, без лишних сентиментальностей, можно смело переходить к другой теме – о боксе тут практически ни слова. То же самое могу порекомендовать и любителям юмора – его тут просто нет. Ценителей высокохудожественной составляющей просил бы не судить строго – я не писатель, изложил так, как умел и как увидел.

30 декабря 1970 года.
Санни сидел в кресле, тяжелым взглядом уставившись в пол. Его мощные руки мелко подрагивали, и он не знал, куда их спрятать, чтобы не выдать своего скверного состояния. Кроме этого, у него жутко раскалывалась голова, и нестерпимо хотелось выпить, не смотря на иногда подступавшую к горлу тошноту. Санни бил похмельный озноб, и больше всего на свете в этот момент ему хотелось остаться одному. Однако предстояло объясняться с Джеральдиной, которая уже несколько минут стояла, облокотившись на дверной косяк, и молча смотрела в его сторону. Исподлобья Санни поглядел на жену – она была одета в голубые потертые джинсы и клетчатую рубашку в стиле «кантри», которая ему обычно очень нравилась, а сейчас почему-то раздражала. Смотреть Джеральдине в глаза он не хотел.
- Сколько проиграл на этот раз? – наконец заговорила она.
Санни угрюмо молчал, рассматривая рисунок ковра, подаренного ему на прошлое рождество. Признаваться в том, что сегодняшней ночью он спустил в казино последние 4 тысячи долларов, ему совершенно не хотелось.
- Принеси виски, - внезапно сказал он, не поднимая головы, - Джерри, принеси мне это чертово виски и проваливай.
В его голосе явно ощущались признаки растущего раздражения и злобы. Обычно Джеральдине этого было достаточно, чтобы понять – мужа лучше оставить в покое и все разговоры перенести на более благоприятное время. Но сейчас что-то изменилось, и Санни сразу же это почувствовал, едва услышал первые произнесенные супругой слова.
- Чарльз, - голос жены дрожал, но в нем звучала какая-то обреченная решимость, - Чарли, я ухожу. Я собираю вещи, забираю Эдди, и мы уезжаем. к моим родителям в Даллас. Там мы проведем рождественские праздники, а после я подам на развод.
Санни сразу понял, что это не шутки, и осознание этого факта его внезапно взбесило. Закипевшая внутри ярость стремительно искала выхода наружу. В таком состоянии он обычно выходил в ринг и разбивал голову какому-нибудь парню, по его же собственному выражению. Сейчас, кроме жены, рядом никого не было, но от этого желание кого-то избить, покалечить, только обострялось. Медленно поднявшись, он пошатывающейся походкой направился к жене, буравя ее маленькими и злобными глазами. В этот момент он выглядел пугающе и напоминал разбуженного посреди зимы голодного медведя-шатуна. Джеральдина невольно начала отступать назад.
- Чарльз, все кончено. Я не изменю своего решения.
- Все кончено – Санни надвигался, искривляя губы и подражая голосу жены, - я, черномазая сука, приняла решение и уезжаю к маме. Я ухожу, Чарльз! Иди же сюда, я поцелую тебя на прощание.
Листон всегда буквально шокировал незнакомых людей тем, что мастерски умел подражать голосам, и не только людей, но и животных. Джерри и их семилетний сын Эдди порой заливались со смеху, когда муж, пребывая в благодушном настроении, устраивал им домашний концерт, распевая фальцетом популярные песни или цитируя целые пьесы. Но сейчас, копируя интонации жены, голос Санни был просто ужасным. Джеральдина продожала пятиться, невольно вспоминая события трехмесячной давности. Тогда все начиналось очень похоже – Санни утром вернулся из казино, пьяный и обозленный. Между ними возникла ссора, после которой Джерри почти месяц не могла выйти на улицу, стесняясь разбитых губ и синяков под глазами. В такие минуты Санни был очень жесток и беспощаден – останавливался лишь тогда, когда считал, что если продолжить, Джерри угодит в больницу.
Джерри невольно прикрыла губы ладонью, почти физически ощутив боль от ранее пережитых побоев. Ей стало невыносимо страшно, и она даже пожалела о том, что не сбежала с сыном ночью, без этих опасных разговоров и признаний.
Внезапно Санни одним прыжком оказался рядом с женой и наотмашь ударил ее по лицу. Джеральдина вскрикнула и закрыла голову руками. Санни ухватил ее за волосы и приблизил лицо к своему. От него ощутимо разило перегаром.
- Так куда собралась наша шлюшка? – Листон продолжал кривляться, сжимая в кулак волосы жены все сильнее и сильнее, - Куда, я тебя спрашиваю?!
От боли, страха и унижения Джерри зарыдала, делая слабые попытки вырваться. «Только бы Эдди не увидел всего этого» - проносилось у нее в голове.
Но маленькому Эдди предстояло увидеть не только это. Он сидел на полу в своей комнате и что-то старательно возводил из деревянных кубиков. Когда постройка была завершена, мальчик вскочил на ноги, собираясь спуститься на первый этаж и похвастаться родителям результатами своих трудов, но дверь в детскую с шумом открылась, и на пороге появился отец.
- Папа, смотри, что я построил – Эдди радостно улыбнулся и показал на строение из кубиков.
- Ты у меня большой молодец, - Санни подхватил мальчика на руки, - когда подрастешь, станешь архитектором.
- Нет, я хочу быть боксером, как и ты, - Эдди несколько раз взмахнул кулачками в воздухе, - чемпионом мира!
- Хорошо, ты будешь чемпионом. Я тебе обещаю. – Листон посмотрел сыну прямо в глаза, - Скажи-ка, сынок, ты ведь не бросишь своего отца?
- Нет. А почему ты спрашиваешь?
- Твоя мама об этом сказала. Она хочет забрать тебя и уехать.
- Мама? – Эдди был озадачен, - Она такое сказала?
- Да. Но ты останешься со мной, так?
Эдди не понравились эти вопросы.
- Пап, а где мама?
- Ты останешься со мной? Отвечай! – голос отца стал требовательным и каким-то недобрым.
Мальчик заерзал, пытаясь освободиться от отцовских объятий и спрыгнуть на пол. В этот момент он увидел мать. Она почти вбежала в детскую и сразу же бросилась к ним. Из ее разбитой нижней губы сочилась кровь, левая щека опухла и побагровела. На клетчатой рубахе «кантри» не хватало нескольких пуговиц.
- Скотина, отпусти ребенка! – Джеральдина схватила Эдди и потянула к себе. Санни с легкостью оттолкнул ее.
- Иди вниз – произнес он угрожающе, - Можешь собирать свои шмотки и уматывать, но Эдди останется со мной.
- Оставь его в покое! – Джерри снова попыталась высвободить сына. Сейчас она напоминала разъяренную кошку. Санни никогда не видел ее в таком состоянии и даже немного удивился.
- Он останется дома, а ты проваливай, - сказал Листон почти спокойно, и добавил, глядя на Эдди, - Ты теперь будешь жить с папой.
Маленький Эдди готов был расплакаться. Он не понимал, из-за чего ссорятся родители, но побои на лице матери отозвались настоящей болью в его детском сердце.
- Я хочу к маме, - с этими словами мальчик разрыдался, растирая кулачками глаза.
- Ты хочешь к этой дряни?! – Листон встряхнул сына, - Она бросает твоего отца! И после этого ты хочешь к ней?
- Чарльз, прекрати!
- И не подумаю! Пусть он знает, что его мать дешевая негритянская подстилка, которая только и ждет момента, чтобы улизнуть от своего мужа!
- Мама хорошая, - вдруг подал голос Эдди, - а ты плохой! Ты проигрываешь в казино последние наши деньги. И скоро придут нехорошие люди, которые отберут у нас дом за долги.
Санни остолбенел и невольно ослабил захват, чем воспользовался Эдди, через мгновение оказавшись на руках у матери.
- Что ты наплела обо мне сыну?! – заорал Листон, буквально задыхаясь от ярости, - Как ты посмела?!
С этими словами он замахнулся, намереваясь ударить жену по лицу. За секунду до удара на месте щеки Джерри оказалась голова маленького Эдди, который в страхе прильнул к шее матери. Тяжелая пятерня боксера с размаху опустилась на затылок сына.
«ЭДДИ! НЕТ! Я НЕ ХОТЕЛ!» - сердце Санни ушло в пятки, а могучее тело вздрогнуло, как от удара током.
Эдди закричал от боли, с нескрываемым страхом глядя на отца.
- Санни, ты чудовище! – голос Джеральдины был полон презрения, она не говорила, а буквально выплевывала слова, - Ты не человек, ты мерзкое, безжалостное животное! Недаром тебя мать бросила в детстве – видать, ты еще с пеленок был таким же ублюдком!
- Она не бросала меня, - пролепетал Санни, - моя мать любила меня…
- Любила? – Джерри захохотала, почувствовав, что задела больную струну - Любила такого выродка, как ты? Она оставила тебя в вонючей дыре подыхать, вот как она тебя любила!
- Не говори так о моей матери, - почти прошептал Листон, - она любила своих детей. Она пекла для меня яблочный пирог…
Джеральдина покрепче прижала к себе всхлипывающего Эдди и направилась к выходу.
- Твоя мать бросила тебя, - жестоко отрезала она, - Тебя, твоих братьев и сестер. Оставила один на один с голодом, нищетой и твоим пьяницей отцом. Таким же извергом и ублюдком, как и ты сам.
Через мгновение Санни остался один. Он продолжал стоять посреди комнаты и тогда, когда, несколько минут спустя, хлопнула, закрываясь, входная дверь в доме, навсегда выпуская последних близких ему людей.
Листон опустился на пол, рядом с башней из деревянных кубиков, возведенной его сыном. Зачем-то вытащил самый нижний, и постройка в мгновение ока рассыпалась. «Моя жизнь катится к черту»- Санни вертел в руках разноцветный кубик, и слезы впервые за многие годы медленно наворачивались на его глазах, – «Почему все бросают меня? Неужели я и в самом деле такой ничтожный человек? Да, наверное, так и есть. Я бил свою жену, и она ушла от меня. Я ударил маленького Эдди, и теперь он ненавидит своего отца. Я остался совсем один, и заслужил это. Меня никто никогда не понимал и не любил, кроме матери. Да, только она могла любить меня таким, каким я есть. Но даже она оставила меня. Мама, почему? Почему ты оставила меня? Почему бросила своего Санни?»
Листон тяжело поднялся и, ничего не замечая перед собой, побрел в гостиную. Если бы в этот момент кто-то из знакомых увидел его, то никогда бы не узнал с этом сгорбленном, внезапно постаревшем мужчине тридцативосьмилетнего экс-чемпиона мира по боксу в тяжелом весе, выдающегося спортсмена, наделенного чудовищной физической силой и огромным талантом. Санни буквально на глазах превращался в разбитого старика.
Оказавшись в гостиной, он извлек из потайного ящика шкафа пакетик с героином, который когда-то принял как уплату за долги. Раньше Листон никогда не притрагивался к героину, мог иногда покурить травку и несколько раз в жизни нюхал кокаин. Но теперь пылившийся бесполезный пакет дождался своего часа. В домашней аптечке нашел шприц. Совершив необходимые приготовления и перетянув руку ремнем, он, после некоторых неудачных попыток, ввел полный шприц наркотика себе в вену.

Умирая, он увидел себя самого, маленького голодного негритянского мальчишку, спящего среди грязного тряпья в углу жалкой лачуги, стоявшей на отшибе городка Литлл-Рок. Сквозь сон к нему доносился чей-то далекий, зовущий и очень родной голос. Голос звучал нежно, как ручей, как мягкая и спокойная музыка, окутывая его исхудавшее тело и согревая теплом. Санни открыл глаза, приподнялся на локте, вслушиваясь и не веря своим ушам. Голос стал гораздо ближе, и мальчик отчетливо услышал песню. Ее знакомые до боли слова заставили Санни вскочить и выбежать на улицу. Яркий белый свет ударил ему в глаза, ослепив на миг. Мальчик застыл на месте и прислушался – песня доносилась все ближе и ближе. Ветер подхватывал ее, разнося по округе, поглощая некоторые слова и звуки, но Санни уже знал, что не ошибается – это пела его мать! Она пела колыбельную, и мальчик затрепетал, узнавая такие простые, но одновременно родные слова, приносящие покой и умиротворение.
Спи, Сынок, ложись удобней,
Ночь длинна и холодна,
Теплых снов тебе и добрых,
Пусть поет тебе луна.
Пусть горят, огнем мерцая,
Звезды в небе над тобой.
Спи, Сынок, беды не зная,
Будь хранимым ты судьбой.
Санни изо всех сил бежал через хлопковое поле, спотыкаясь, падая, обдирая колени, но снова вставая и устремляясь вперед. Он видел ее, стоявшую у развилки пыльной дороги, одетую в простое поношенное платье. Издали узнал наброшенную на плечи видавшую виды вязаную кофту, которой она не раз укрывала его морозными зимними вечерами. Мать смотрела на него и немного грустно улыбалась. В руках на деревянном подносе она держала яблочный пирог.
- Сынок! Я вернулась. Я пришла за тобой.
- Мама, я иду к тебе! – закричал Санни, преодолевая последние разделявшие его с матерью метры.
Это были последние слова Чарльза Листона.
А колыбельная все звучала, не переставая, заполняя собой все вокруг.