Тот, кто прозвал Чарльза Листона Санни (сыночек), был не лишен доюльно изощренного чувства юмора.
Здесь слышен еще и подтекст: sonny (сыночек) по-английски звучит так же, как sunny (солнечный, радостный). А здо-
ровенный черный мордоворот с неизменным и непередаваемо мрачным выражением лица был внешне похож на Кинг-
Конга и абсолютное большинство противников побеждал даже не первым ударом, а первым взглядом, поймав который
они стремились уже не столько к победе, сколько к возможности выжить.
Чарльз Листон родился в самой нищей округе города Литлл-Рок одного из самых бедных штатов Арканзаса 8 мая
1932 года, хотя никакого документального подтверждения этой даты нет, и позже многие его биографы утверждали,
что он был значительно старше. Сам Санни очень болезненно относился к этим разговорам. В 1962 году он как-то ска-
зал: «Любой, кто скажет, что мне не 30 лет, называет мою маму лгуньей». Повторять свои сомнения после такого заявле-
ния как-то не решались, но они остались.
В семье было 25 детей от одного отца и двух женщин, которые поочередно имели несчастье быть его женами.
Его папаша, Тоби Листон, пытавшийся выращивать хлопок на арендованной земле, на самом деле не умел в этой жиз-
ни делать ничего, кроме детей, если, правда, не считать того, что и жен и детей он постоянно и нещадно бил.
Когда Чарли, 24-му ребенку в семье, было 13, его мать взяла 12 своих чад и уехала в Сент-Луис, оставив осталь-
ных детей с отцом. Кстати, не совсем понятно, по какому принципу она отобрала детей. Своих у нее было только 10,
остальные были от первой жены. Значит, она взяла с собой кого-то из тех, кому она была мачехой, а не матерью, но
при этом не взяла своего родного сына Чарли.
Тем, кто остался с отцом, пришлось совсем тяжело. Побои, которые раньше распределялись на 26 человек, те-
перь приходились на 13. Больше всего он невзлюбил Чарли, которого избивал практически каждый день, возможно
потому, что понимал: скоро он уже не сможет позволить себе такого удовольствия, так как тот рос не по дням, а по
часам. Следы от этих побоев сохранились у Санни на спине на всю жизнь. Если в какой-то день случалось, что отец
не избивал его, Чарли подходил к нему и в недоумении спрашивал: «Почему сегодня ты меня не бил?»
В конце концов такая жизнь ему надоела, и он перебрался к матери. За этот поступок ему и присвоили прозви-
ще Санни, со временем заменившее ему имя. Впрочем, было ли у этого странного человека, чуть не затерявшегося среди
бесчисленных детей, для которого одним из самых неприятных вопросов был: «Сколько тебе лет?» — было ли у него
вообще имя? Это не праздный вопрос. Некоторые его биографы, как, например, обозреватель журнала «Sports
Illustrated» Уильям Нэк (чья статья, очень богатая фактическим материалом, оказала мне неоценимую помощь при на-
писании этой главы), утверждают, что у него не было полноценного ощущения собственной личности. Через много лет
после смерти Листона его близкий друг Джек Маккинни, боксер-любитель, одно время работавший спортивным обо-
зревателем в газете «The Philadelphia Daily News», вспоминая времена, когда Санни уже был чемпионом мира, в частно-
сти сказал: «Санни был так чувствителен к вопросу о своем возрасте, потому что он действительно не знал, сколько ему
лет. Когда журналисты писали, что ему 32, но уже 50, это задевало его куда сильнее, чем все думали. Санни не знал, кто
он такой. Он хотел персонифицировать себя и думал, что, став чемпионом мира, сможет это сделать».
Но пока до чемпионства было еще далеко. Мать попыталась устроить своего вновь обретенного сына в школу.
По причине полной неграмотности его отправили в первый класс, и старшеклассники стали издеваться над ним. Он
дрался с ними, а потом вообще перестал ходить в школу и все время проводил на улице, где огромная физическая сила
позволила ему быстро проявить себя. Он научился верховодить в среде, где его в любой момент могли не только из-
бить, но и пристрелить, но это-1 го не случилось. Наверно, повезло. Хотя, если взглянуть на последующую жизнь
Санни, то, может быть, надо сказать «не повезло».
Он постоянно дрался, и его регулярно забирали в полицейский участок. Затем он попытался ограбить ресто-
ран и получил условную судимость. В конце концов все-таки попал в тюрьму за попытку ограбления бензоколонки. 15
января 1950 года он получил срок в общей сложности за две кражи и два разбойных нападения первой степени. В тюрь-
ме он и начал заниматься боксом. Физвоспитанием там ведал священник — преподобный Алоис Стивене. Он сразу об-
ратил внимание на Листона. «Санни был самым великолепным представителем мужской породы, которого я когда-
либо видел. Мощные руки, широченные плечи. Очень скоро он стал нокаутировать всех в зале. У него были неверо-
ятных размеров кисти рук! После того как их заматывали бинтами, на них было невозможно надеть перчатки».
На свободу с чистой совестью он вышел в конце 1952 года.
За год он побил всех сильнейших боксеров-любителей, включая и новоиспеченного олимпийского чемпиона
Хельсинки Эда Сандерса, после чего перешел в профессионалы.
Примерно в это время один из заинтересовавшихся им про-моутеров как-то привел Листона в ресторан и заказал
ему цыпленка. Санни с каким-то испугом уставился на блюдо, которое официант поставил перед ним. На вопрос, в
чем дело, Листон ответил, что не знает, как это есть. Кроме того, как выяснилось, он не умел ни читать, ни писать.
Профессиональную карьеру Листона не раз описывали как беспрерывное триумфальное шествие, но действи-
тельность отнюдь не была такой радужной. Первые противники мало что могли ему противопоставить, но в 1954 году
в Детройте в своем шестом бою Листон встретился с довольно известным тяжеловесом Джоном Саммерлином, и все,
кроме судей, решили тогда, что победил Саммерлин. Разразился небольшой скандал, единственным выходом из ко-
торого был матч-реванш, который состоялся через полтора месяца. На этот раз Листон действительно выиграл, но
один судья из троих все же отдал победу Саммерлину, которому буквально накануне боя во время спарринга сломали
нос. То, что с такой травмой он смог продержаться против Листона до конца боя, ясно доказывает, что
Санни отнюдь не был тогда несокрушимой скалой, какой его любят изображать некоторые биографы.

Свой следующий бой, с Марти Маршаллом, в том же 1954 году Листон проиграл, однако это поражение, как
ни странно, можно скорее занести ему в актив. Дело в том, что его челюсть в том бою была сломана в нескольких местах,
но он, как и Саммерлин во встрече с ним, закончил бой на ногах.
В 1955 — начале 1956 года Листон провел семь боев и во всех одержал победу. В двух из них он встретился со сво-
им обидчиком Марти Маршаллом, которого один раз нокаутировал в 6-м раунде, а во второй раз выиграл по очкам с
большим преимуществом.
Однако портрет Листона не будет полным, если не сказать, что все это время у него была и другая работа. Впо-
следствии он все отрицал перед прессой, но сознался в грехе своему другу, рефери Дэйви Перлу. Один из его менедже-
ров, Фрэнк Митчелл, был человеком крупного мафиози из Сент-Луиса Джона Вита-ле. Мафия в этих местах, как и во
многих других, контролировала строительный бизнес, а негры, работавшие на них за гроши, время от времени начина-
ли бунтовать, и кому-то надо было их «успокаивать». Одним из таких успокоителей и был Санни Листон. Сколько че-
люстей, рук и ног он сломал на этой работе, не знает никто, но известно, что он по-настоящему стыдился своего тайно-
го приработка. Однако он находился не в том положении, чтобы сказать «нет» своим хозяевам.
Полиция в общем-то знала обо всем, но время «большой борьбы с мафией» наступило только лет через 10, и
пока с этим мирились как с неизбежным злом. Санни не понес никакого наказания за свой приработок, но все же од-
на «неприятность» с ним произошла.
В мае 1956 года некий полицейский остановил такси, в котором ехал Листон, и оштрафовал водителя. Санни
заступился за шофера, за что страж порядка, габаритами не уступавший боксеру и не знавший, с кем имеет дело,
сказал что-то нелицеприятное о цвете его кожи. Дубинку достать он не успел. А пистолет из его кобуры достал уже
Листон и прихватил его «на память». Его вскоре задержали. Суд состоялся в январе 1957 года. Учитывая, что полицей-
ский сам спровоцировал Санни, его приговорили лишь к девяти месяцам заключения, из которых Санни отсидел во-
семь.
Едва выйдя из тюрьмы, он фактически ни за что получил от одного полицейского дубинкой по голове. Рассчи-
таться с ним в тот момент не было никакой возможности, но через пару недель Санни засунул его головой в мусорный
контейнер, после чего сбежал в Филадельфию. Как ни странно, это сошло ему с рук. Видимо, опять сработали мафиоз-
ные связи. Во всяком случае, очень скоро, в марте 1958 года, он при довольно странных обстоятельствах подписал ме-
неджерский контракт с Пепом Бароне, которого до того никогда даже не видел. Его новый менеджер, малоинтерес-
ный сам по себе, был человеком знаменитого мобстера Блинки Палермо, с которым вскоре познакомился и Листон.
Видимо, второй срок как-то подействовал на Листона психологически, потому что отныне он стал проходить
сквозь соперников, как нож сквозь масло. В 1958 году он провел восемь боев, и лишь одному противнику, Берту
Уайтхерсту, удалось, причем дважды, продержаться против него до конца. Остальные были нокаутированы, а одному
из них, Уэйну Бетеа, пришлось в первом же раунде выплюнуть семь (!) своих зубов.
В 1959 году, после того как Листон нокаутировал двоих очень сильных и популярных тяжеловесов Кливленда
Уильямса и Нино Вальдеса, обоих в третьем раунде, о нем впервые заговорили как о некоронованном чемпионе мира.
Флойду Паттер-сону, владевшему тогда титулом, пресса стала все чаще намекать, что неплохо бы ему встретиться с
Листоном, но чемпион тогда увлекся своей затяжной дуэлью с Ингемаром Юхансоном и до 1961 года не выказывал ни
малейших намерений драться с Санни.
Листон был лишь на пару сантиметров выше Паттерсона, но казался рядом с ним горой благодаря гораздо бо-
лее мощному сложению. Еще его первый тренер, преподобный Алоис Стивене, обратил внимание на огромные кисти
рук Листона. В тюрьме ему пришлось пользоваться стандартными перчатками, обматывая руки меньшим количеством
бинтов, чем принято, но, когда он стал выступать в официальных боях, перчатки ему стали шить на заказ. Природный
полутяж Патгерсон был слишком трезвым человеком, чтобы не понимать, что против такого крупного тяжеловеса, как
Листон, у него нет никаких шансов. Еще лучше это понимал Кае Д'Амато. Но дело было не только в размерах.
Девиз Санни звучал так: «правая разрушает, левая уничтожает». Листон не был левшой, но левая рука слыла его
главным козырем. В нокаут он обычно отправлял левым хуком, но едва ли не более страшным оружием был его джеб,
которым он обрабатывал лоб противника как отбойным молотком. Сам Санни говорил об этом так: «Середина лба у
боксера — это как хвост у собаки. Отрежь собаке хвост, и она начнет идти во все стороны сразу, потому что потеряет чув-
ство ориентировки. То же самое произойдет с боксером, если ему постоянно бить в лоб».
Джон Саммерлин, фактически победивший его в их первой встрече, признавал, что был совершенно потря-
сен этим ударом. Джеб, короткий прямой удар с передней, то есть для правши — левой руки, редко бывает сильным.
Вместе с тем это самый быстрый удар, который чаще любого другого доходит до цели. Однако Листон обладал, возмож-
но, самым сильным дже-бом в истории бокса. Это был не тычок, подготавливающий почву для атаки или, наоборот,
сбивающий противника с прицела, а настоящий силовой удар. Случалось, что он даже отправлял им в нокаут. У Пат-
терсона с его стеклянной челюстью не было противоядия от этого оружия Листона. Кроме того, сам Санни прекрасно
держал удар. Наконец, многие современники совершенно напрасно считали его просто громилой — он был великолеп-
ным техничным боксером.
Однако этим его достоинства не исчерпывались. Листон остался единственным боксером в истории, кото-
рый внушал больший ужас, чем Тайсон. Зал при виде его просто лихорадило. Анджело Данди, тренер Мохаммеда Али,
как-то решил проверить у зрителей, насколько страшным им кажется Листон. Он задавал им всего один вопрос: какого
он роста? Зрители отвечали по-разному. В среднем они говорили, что где-то 6 футов 9 дюймов (205 см). На самом де-
ле рост Листона составлял всего 186 см. Глаза у страха оказались действительно велики. Тайсон по крайней мере нико-
гда и никому не казался выше, чем он был.

Если Санни так боялись зрители, то что говорить о противниках? Большинство из них проигрывало ему еще до
боя. Листон смотрел на боксера в другом углу ринга мрачным, немигающим взглядом палача, который любит свою ра-
боту. Никакого садизма — просто до предела сконцентрированная агрессия. Многие соперники Листона вспомина-
ли, что выражение его лица перед боем и по его ходу никогда не менялось. Это была своеобразная маска, только на-
дета она была не на лицо, а непосредственно на череп.
Вот с этим-то человеком и не хотел драться Флойд Паттерсон. Но Америка не могла смириться с тем, что хо-
роший парень бегал от плохого. В боевиках положительные герои так себя не ведут, и от Паттерсона стали все громче тре-
бовать, чтобы он встретился с Листоном, и не просто встретился, а размазал его по рингу, как масло по куску хлеба. Как
когда-то Джеффрису в бою против Джека Джонсона, а затем Джо Луису во второй встрече со Шмелингом, Америка
поручила Паттерсону выиграть. Сам президент Кеннеди пригласил совсем оробевшего от такой чести и без того Роб-
кого Флойда и сказал ему: «Я надеюсь, что ты победишь». Паттерсону не оставили выбора.
Флойд ходил сам не свой. Он даже рассорился с Касом Д'Амато, наотрез отказавшимся принимать участие
в организации этого боя. Но бой все равно состоялся 25 сентября 1962 года в Чикаго.
. Тем временем, пока общественное мнение во главе с президентом Кеннеди обрабатывало Паттерсона, Лис-
тон занимался своим делом. В 1959—1961 годах он провел 11 боев, в 10 из которых победил нокаутом. Только много-
опытному Эдди Мэ-кену (тому самому, которого Юхансон когда-то — видимо, все-таки случайно — нокаутировал в пер-
вом раунде) удалось в 1960 году «отбегать» от Листона 12 раундов и услышать финальный гонг стоя, но его поражение в
этом бою не вызывало сомнений ни у кого. Сам Мэкен, впрочем, сказал после боя что-то невнятное о своих глазах.
На это тогда не обратили особого внимания, но позже вспомнили.
Наконец наступил черед Паттерсона. В каком состоянии находился Робкий Флойд, говорит хотя бы то, что
его первый удар пришелся не просто мимо цели, а, как говорят стрелки, «в молоко» — не достал до головы Листона где-то
сантиметров 25— 30, а Флойд как раз славился точностью удара. Дальше — больше. От джеба Листона Паттерсона пере-
тряхивало с ног до головы. Вообще любой удар Санни, даже пришедшийся вскользь, производил на Паттерсона «неиз-
гладимое впечатление». Тем не менее он пока держался на ногах.
В конце второй минуты Паттерсону, у которого голова, наверно, гудела как котел, пришла не самая удачная
мысль прижать правую руку Листона к своей шее. Сани, вместо того чтобы вырываться, тут же слегка придавил голову
Паттерсону вниз и нанес несколько ударов своей главной бьющей рукой — левой. Флойд «поплыл», после чего Листон
спокойно его добил.
Последним ударом в том бою был его коронный левый хук. Вся встреча продолжалась 126 секунд.
Матч-реванш состоялся 22 июля 1963 года. Чуда не произошло, на этот раз бой продолжался на целых четыре
секунды дольше. Паттерсон дважды падал на пол и поднимался на ноги только тогда, когда рефери отсчитывал послед-
ние секунды. В третий раз после трехударной серии левый — правый — левый он не успел встать до того, как арбитр
закончил счет.
Как чемпион Листон был отчаянно непопулярен. Его воспринимали как классического плохого парня. Санни
не спасал даже его своеобразный мрачноватый юмор. Например, когда Листон получил последний срок, он сказал
своему менеджеру Джорджу Катцу, кстати чуть ли не единственному порядочному человеку из его окружения, рабо-
тавшему на него за 10 процентов со всех его доходов: «По справедливости, Джордж, ты теперь должен отмотать и 10
процентов моего срока».
Однако Америка, не знавшая еще политкорректности, не могла стерпеть, что этот уголовник, не перетружда-
ясь, лупит всех своих соперников. У Листона было на этот счет свое мнение: «Боксерский матч — это как кино про
ковбоев. Есть хорошие ребята и есть плохие ребята. Люди платят за то, чтобы им показали, как хорошие ребята бьют
плохих. Я плохой парень, но я меняю все правила игры: меня не бьют».
Только самые близкие Листону люди знали, что он тяготился образом «плохого парня» и хотел, завоевав титул,
стать примерным гражданином. Но когда после матча с Паттерсономон приехал в Филадельфию, которую стал считать
своим родным городом, его там не встретил ни один человек, кроме нескольких репортеров. Листон обиделся на Аме-
рику навсегда. Отныне и до самой своей смерти он не упускал ни одной возможности эпатировать публику, что при
его остроумии было несложно.
Кстати, абсолютно неграмотный Листон обладал некоторыми совершенно уникальными способностями.
Так, у него была феноменальная память и феноменальные же способности к звукоподражанию. Он мог воспроизвести
любой голос и любой звук, а своим друзьям иногда рассказывал целые пьесы, изображая не только все голоса, муж-
ские и женские, но и, например, скрип открывающейся двери. Один из его знакомых сказал, что самое сильное впе-
чатление на него произвело, как Санни говорил фальцетом.
Листон опередил свое время лет на 20. Такие типажи, как он, по ряду причин, на которых мы остановимся
позже, вошли в отчаянную моду в середине 80-х годов, и один из них, некто Майк Тайсон, стал чуть ли не главным
кумиром конца века. Если бы Листон появился на свет «вовремя», вполне возможно, что он бы затмил Железного
Майка, и это ему, а не Тайсону миллионы поклонников в ответ на любое его эпатажное высказывание кричали бы:
«That's bad!!!» К тому времени само слою «bad» в определенных кругах поменяло свое значение и вместо «плохой» стало
означать «превосходный». Но в его время Листона не любило даже негритянское сообщество, чьи тогдашние лидеры
считали, что Санни с его образом классического «плохого негра» их позорит.
Если бы Тайсон родился после смерти Листона, наверняка бы нашелся какой-нибудь шальной оккультист, ко-
торый объявил бы Майка реинкарнировавшимся Санни, но они, ничего не зная друг о друге, одновременно просуще-
ствовали на этом свете чуть больше четырех лет, так что если душа Листона и вселилась в Тайсона, то далеко не сразу.

Впрочем, на самом деле они были далеко не так похожи друг на друга, как принято считать. Тем не менее, именно в эпо-
ху Тайсона историки бокса стали один за другим вспоминать Листона и написали о нем много книг. На какое-то время
он стал почти культовой фигурой и чуть ли не самым модным из чемпионов прошлых лет.
Однако в 60-е годы до моды на неуправляемых негров было еще далеко. Кстати, раз уж речь зашла о неуправ-
ляемости, то нельзя не сказать, что был один человек, которого Листон слушался безоговорочно, причем не просто
слушался, а позволял ему обращаться с собой как с малым дитятей. Как-то художественному директору (по-нашему,
зав. отдела иллюстраций) известного журнала «Esquire» Джорджу Лоису пришла в голову блестящая по своей абсурд-
ности мысль — снять Санни в костюме Санта-Клауса для обложки рождественского номера. Листон со своим взгля-
дом печального убийцы, не говоря уже о цвете кожи, подходил для этой роли просто идеально. Лоис обратился к сво-
ему другу, который хорошо знал Листона, и тот его привел. Съемки проходили в казино в Лас-Вегасе.
Фотограф Карл Фишер, которому поручили сделать оригинальный снимок, плохо представлял себе, с каким
оригиналом ему предстоит поработать. После того как он сделал первый кадр, Санни встал и, ни слова не говоря,
вышел из комнаты.
Стоявший здесь же Лоис бросился за ним, лопоча, что ему нужно сделать еще хотя бы несколько снимков, и
схватил Листона за руку. Тот обернулся и одним взглядом отбросил от себя докучливого малого на несколько метров.
Тогда Лоис бросился к человеку, который приехал вместе с Листоном: «Объясни ему, пожалуйста, что мне нуж-
но сделать, может быть, сотню снимков, чтобы выбрать из них один». Санни тем временем ушел в игорный зал и, скло-
нившись над покрытым зеленым сукном столом, делал ставку. Его знакомый подошел к нему сзади, взял его за ухо,
поднял и со словами: «А ну-ка пошли!» — потащил назад в комнату, где проходила съемка. Санни даже не пытался воз-
ражать или сопротивляться. Зрелище получилось хоть куда, особенно если учесть, что Листону было уже за 30, а выгля-
дел он на все 40.
Нет, этот человек был не отец Санни Тоби Листон. Это был Джо Луис, перед которым Листон благоговел. Боги
нужны даже самым отпетым людям.
Однако помимо Джо Луиса и еще нескольких порядочных людей окружение Листона оставляло желать лучше-
го. В Америке не было гангстера, так или иначе связанного с боксом, с которым бы Санни не поддерживал контакт. В
1960 году американское правительство наконец-то всерьез озаботилось проблемами мафии, в частности занялось рас-
следованием ее работы в боксерском бизнесе. Листона пригласили свидетелем на судебный процесс, в ходе которого
выяснилось, что фактически всей его карьерой и деньгами, поступающими от его выступлений на ринге, распоряжа-
ются мобстеры Фрэнки Карбо и Блинки Палермо. Листон заявил, что ничего об этом не знает и что всеми его делами
ведал Пеп Бароне. Конечно, это бьиа лишь не слишком хорошая мина при совсем плохой игре, так как он с его умом не
мог не знать того, что знали абсолютно все — что Бароне был «шестеркой» Палермо. Все эти люди и другие, подобные
им, не отпускали Санни до самой смерти, причем «смерть» здесь не фигура речи, а именно смерть.
В 1963 году, после его второй победы над Паттерсоном, все эксперты бокса считали, что Листон продержится на
троне как минимум 10 лет. Однако он потерял титул уже в следующем году. Как, кому и при каких обстоятельствах проиг-
рал Санни — это отдельная история, о которой речь пойдет в следующей главе. Если ты встретился на своем пути с ве-
ликим человеком и даже сумел сыграть в его жизни какую-то роль, будь готов к тому, что
твоя биография станет всего лишь незначительной частью его биографии. Так случилось и с Пистоном. Два
года его жизни, 1964-й и 1965-й, стали частью биографии Мохаммеда Али, дважды победившего несокрушимого,
как всем казалось, Санни.
После второго поражения от Али Пистон снова зажил своей жизнью, уже никак не связанной с жизнью нового
чемпиона мира. Санни продолжал выступать на ринге в 1966—1970 годах, правда на более низком уровне. Без боль-
ших проблем он разбирался с боксерами средней руки, пока в декабре 1969 года не напоролся на Леотиса Мартина, не
убоявшегося страшного взгляда Листона и потому нокаутировавшего его в девятом раунде, что лишило Санни всяких
шансов на бой за чемпионский титул. К тому времени Листон был совершенно разорен, и поражение от Мартина оз-
начало, что его положение уже никогда не поправится.
Это был предпоследний бой Листона. Последний, состоявшийся 29 июня 1970 года, с известным боксером Ча-
ком Уэпне-ром он выиграл техническим нокаутом. У здоровенного Уэпне-ра были острые надбровные дуги, из-за чего он
почти в каждом бою истекал кровью. После встречи с Санни ему пришлось наложить 57 швов. Листон получил за этот
бой 13 тысяч долларов, но ему не досталось из них ни цента. За несколько недель до боя Санни попросил своего дру-
га, профессионального игрока Лема Бэнкера, поставить от его имени 10 тысяч долларов на то, что неплохой тяжело-
вес Мэк Фостер побьет безумного отважного, но простоватого белого тяжа Джерри Кворри. Однако в шестом раунде
Кворри нокаутировал Фостера. Санни попросил Бэнкера о небольшой отсрочке, и, когда после победы над Уэпнером
получил деньги, первым делом отдал 10 тысяч Бэнкеру. Остальные три тысячи ушли на оплату секундантам, тренерам,
спарринг-партнерам и другим людям из его команды. Санни остался ни с чем.
Листон умер при загадочных обстоятельствах всего через полгода — в декабре 1970. Точная дата его смерти,
как и точная дата рождения, неизвестна. Его жена была в отъезде. Когда 5 января 1971 года она вернулась домой и от-
крыла дверь, в нос ей ударил тошнотворный запах разлагающегося тела. Санни был давным-давно мертв. Так давно, что
невозможно оказалось даже точно установить, когда именно он умер.
Официальной причиной смерти, вопреки общераспространенному заблуждению, считается не передозировка
героина, а закупорка легких и острая сердечная недостаточность. Однако в его организме обнаружили морфин и коде-
ин, образующиеся при распаде героина. Кроме того, на руке нашли следы недавних уколов. Впрочем, тело было в та-
ком состоянии, что мало о чем можно говорить с уверенностью.

По свидетельству рекламного агента Листона Харольда Конрада, еще одного порядочного человека из его
окружения, Листон немного покуривал марихуану и изредка нюхал кокаин, но никогда не притрагивался к героину.
Собственно, он просто физически не мог его себе ввести. Дело в том, что Листон боялся уколов больше, чем самый
трусливый детсадовец, которого насильно тащат делать прививку. Как-то, когда у Санни был сильный грипп, врач ре-
шил сделать ему укол. Завидев шприц, Листон едва не выбросил его вместе с доктором в окно. И от этой фобии
Санни, по свидетельству всех своих знакомых, так и не избавился, так что сам себе укол он сделать вряд ли мог. Джо
Луис тоже не верил, что Листон умер своей смертью.
Мотивы для убийства были у его друзей-гангстеров. Листон работал в бандитской ростовщической компании,
одной из тех, где, по некоторым данным, держал свои деньги Рокки Мар-чиано. Санни, как нетрудно догадаться, выбивал
деньги из должников. Однако со временем он стал причинять своим хозяевам большие неудобства. В последние годы
жизни он сделался законченным алкоголиком и устраивал пьяные дебоши, которыми привлекал ненужное внимание
и к своей персоне, и к своим нанимателям. Кроме того, в ходе этих скандалов Санни вроде бы иногда давал волю не
только рукам, но и языку. Так что в конце концов его хозяева могли пожелать от него избавиться.
Харольд Конрад, много общавшийся с Листоном как раз в то время, выдвигает несколько другую версию, кото-
рая в принципе сводится к тому же, что и первая. Конрад слышал, что Санни стал требовать себе больший процент с
тех сумм, которые он выбивал из должников, да так шумно, что его предпочли убрать, чтобы он не привлекал ненуж-
ного внимания к своим работодателям.
Кто-то из полицейских в Лас-Вегасе утверждал, что совершенно точно знает, хотя и не может доказать, что Лис-
тон поругался из-за денег со своим старым знакомым, мобстером Эшом Резником, и тот «заказал» его.
С другой стороны, Джеральдин Листон уверена, что ее муж умер от того, что напился на морозе, и с ним просто
случился инсульт, так как в последние годы он страдал от гипертонии, но ей мало кто верит. Возможно, жене, очень
любившей своего мужа и любимой им, такая версия просто казалась наиболее приличной. Во всяком случае, она от-
казывалась даже говорить на эту тему. Может быть, просто боялась.
Харольд Конрад, возможно понимавший Санни лучше других, так подвел итог его жизни: «Полицейский (вы-
званный в квартиру, где лежал мертвый Листон) сказал о нем: «Плохой негр. Получил то, что заслужил». Я с этим не
согласен. У него были хорошие качества. Но я думаю, что он умер в тот день, когда родился».
Как-то между делом Листон, никогда не страдавший косноязычием, сказал слова, которые обозреватель журна-
ла «Sports Illustrated» Уильям Нэк избрал эпиграфом к своей статье о нем: «Когда-нибудь специально для боксеров на-
пишут блюз. Медленную мелодию поведет гитара, ей будет тихо аккомпанировать труба и негромко звонить коло-
кол».
Санни Листон был не самым лучшим человеком и не заслужил жизнь в райских кущах, но такого блюза своей
памяти он несомненно достоин.