В пятидесятиштатном царстве, в нефетеналивном государстве, жило-было не тужило небольшое существо искусственного происхождения. Молчаливое и скромное, оно ничем не выдавало наличия у себя мыслей,
желаний или души. Сработано оно было мастером, имя которого давно почило в веках, и сработано, надо признать, на славу. Ладное, крепкое, где нужно – блестящее, где нужно – гладкое. И так,
видать, понравилось старому мастеру рук его творенье, что он даже разместил на нем то ли свои, то ли работодателя своего инициалы из трех красивых, солидных букв.

Благословил существо мастер, утер слезу (надо полагать – скупую), и отправил в путь. И пустилось рукотворное существо в долгое путешествие. Многое повидало, многому удивлялось, много человеческих
существ повстречало. Многими восхитилось, к еще большему их числу испытало неприязнь, однако ж неизменно исполняло свой профессиональный долг, скрепя сердце и отметая минутную слабость. А
профессия существу была дана почетная – ласково, но уверенно поддерживать людей за талию.

Работа, как сами понимаете, не только почетная, но еще и деликатная.
Все ж таки, физический контакт, да еще плотный, да еще в царстве-государстве, в котором, как поговаривают в соседних странах, обитает грозный джинн под страшным метрическим именем «Шестьдесят
сантиметров», который, по слухам, подстерегает неосторожных граждан и внезапно материализуется рядом с ними в виде полицейского с листком бумаги в руках, рунический заголовок на котором гласит:
“Restraining order”. Деликатная, значит, работа, тяжелая, часто в неблагоприятных для труда условиях сырости и повышенных температур. И вместе с тем – бесспорно почетная. Не мудрено, что у
нашего существа начали появляться зачатки сознания, которые в скором времени переросли в настоящие разум и душу. А как же иначе? С чего вы взяли, что пояс чемпиона мира в супертяжелом весе –
предмет неодухотворенный? Это пояс-то, который имел самый плотный контакт с крепким, стойким духом всех этих усталых, потных людей – и чтоб был неодухотворенным? Его, между прочим, за это время уже
так одухотворили, что уже и не разберешь, чей дух крепче – того ли, кто его на себя надевает, или его самого в отдельности.

А гордость? Неужто только боец-чемпион способен испытывать гордость? Неужто только его тренеры, менеджеры, болельщики и родные умеют гордиться его победами? Эх вы, черствые, эгоистичные люди!
Пояс, между прочим, испытывает не меньшую гордость, а может быть, даже и большую, чем вся эта толпа вместе взятая. И есть за что – ведь все это ради него, ради обладания им, чтобы замереть на
мгновение от счастья, когда он торжественно приступит к исполнению своих почетных обязанностей: ласково, но уверенно возьмет боксера за талию.

А то, что он молчит, не шевелится, не ругается матом, не грозит ни на кого помочиться, не глотает стероиды, не хочет съесть ничьих детей и не декламирует вслух вульгарные стишки – все это еще не делает его менее одухотворенным и гордым, чем царь зверей - Человек, привыкший считать себя здесь непревзойденным лидером и пишущий свое название непременно с заглавной буквы. И пусть вас не введет в заблуждение его кажущаяся неподвижность, бледность и молчанье. Его пассивность – не более чем иллюзия. Его душа – это совокупная гордость всех чемпионов, которым довелось испытать счастливые моменты соприкосновения с ним. Его мысли – это фейерверк эмоций, испытанный всеми теми, кто в минуты триумфа ласково поглаживал его дрожащими от усталости, сбитыми в бою ладонями. Его честь – это радость миллионов людей, которые счастливо передавали из уст в уста долгожданную весть: «Они встретились! Пояс и человек – вместе!» Радость за то, что человек этот достоен пояса,
потому что достоинства самого пояса подвергать сомнению было просто кощунством...

Многое требовалось от человека, чтобы быть достойным пояса. Одних побед в ринге было недостаточно. Человек, талию которого ласково, но уверенно держал пояс, нес ответственность перед миллионами не только за свои достижения в спорте или за те суммы денег, которые в него вложили. Он говорил с миллионами. Говорил без слов – ему стоило лишь поднять пояс над головой, и этот жест стоил усилий тысячи ораторов.

Так было давным давно, в пятидесятиштатном царстве, в нефтеналивном государстве... А сегодня пояс зол. Пояс разъярен, и пусть вас не вводит в заблуждение его кажущаяся пассивность. Я ни в коем
случае не мистик, Боже меня упаси, но я практически убежден, что насилие, которому пояс подвергся в последний день апреля сего года, просто не могло остаться неотмщенным. Если бы он мог, он бы
сказал нам с укоризной: «Доколе вы, люди, будете надевать меня напоказ там, где мной кичиться не место? Доколе вы будете проливать на меня суп из ваших дорогих фарворовых пиал на банкетах? Доколе
вы будете надевать меня на бесчестных, невоспитанных хамов, которым и сказать-то нечего не то что миллионам, а даже кучке пьянчуг из подворотни? С каких это пор я стал разменной монетой – это
я-то, гордость и честь целой плеяды чемпионов прошлого, чемпионов людей, чемпионов ДЛЯ людей?!»

Грустная и бесплодная фантазия, не так ли? Разговаривающий пояс. Возмущенный кусок фигурно вырезанной кожи с металлическими блямбами. Абсурд. Курам на смех.

Согласен. Но знаете, иногда так хочется, чтобы это было правдой. Как было бы здорово, если бы пояс чемпиона мира был действительно живым существом. Может быть тогда бы его хоть чуточку больше
уважали. А какой-нибудь талантливый автор сел бы за стол и со светлым, радостным чувством начал писать добрую историю, в которой главными героями была бы спортивная честь, социальная совесть и гордая душа чемпиона. А начал бы он эту историю с таких слов:

«В тридевятом царстве, тридесятом государстве жил да был большой удалец, храбрый молодец Чемпионский Пояс, народа любимец, славных молодцев кормилец, честную забаву хвалящий, а подлость и
несправедливость карающий нещадно...»

12.05.05 – Рудольф Сикорски