Виктора Рыбакова на ринге никогда по-серьезному не били. Других били, били порой жестоко, а он умел мастерски уходить от «свинчаток» соперников и бить сам. В его исполнении бокс был искусством. Хотя держать удар Рыбаков тоже умел.
       Это умение пригодилось ему позже, когда он сошел с ринга. Жизнь — всегда драка. Особенно если по-настоящему жить начинаешь в двадцать пять лет, на закате славы.
       — Ты ко мне пришел, как к человеку с тяжелой судьбой? — спросил меня Рыбаков в день нашего знакомства. Взгляд у бывшего чемпиона был настороженный.
       Так начался этот монолог

       ИЗ ДОСЬЕ
       Виктор Рыбаков — один из самых знаменитых боксеров второй половины XX века. Семикратный чемпион СССР. Дважды призер Олимпийских игр. Трехкратный чемпион Европы. На четырех чемпионатах Европы признавался лучшим боксером турнира.
       После освобождения выступал в США на профессиональном ринге. В середине 90-х вернулся на Родину. Занимается бизнесом. С 2001 года вице-президент Федерации бокса России.
       
       Мне дали шесть лет. За что? До сих пор сам не знаю. Мне тогда двадцать пять лет было. А я как раз закончил боксировать, уехал в Германию. Хотел лет пять там поработать и подкопить капитал. Не бизнес это, конечно, был, а фарцовка. Привозили задешево, продавали дороже. Обыкновенная спекуляция. А тут Андропов придумал борьбу с нетрудовыми доходами. Многих спортсменов хлопнули на этот счет. Меня в том числе.
       Три года я отсидел. И ничего. Прошел и эту школу. Это моя жизнь. Человек должен все повидать. Ну и повидал — жив-здоров. Я из-за этого глаза не закрываю. Я не прячусь ни от кого. Да, был. Ну и что? Что я мог сделать против этой машины?
       Были там, конечно, конфликты. Себя приходилось отстаивать. А как же иначе? И по башке я бил, и дрался я там. Все было. Я ушел с достоинством оттуда. Никто про меня плохого слова не скажет. Себя доказывать надо везде.
       Я знаю очень больших людей, олигархов сегодняшних, моих ровесников, которые в то время, когда я боксировал, у «Березки» стояли, чеки «ломали», дефицитом торговали. Одного с Питера, который джинсами торговал, очень хорошо знаю. Выше его сегодня только звезды. А тогда я и Саша Кожевников, хоккеист, у него джинсы покупали.
       Я не стараюсь их обвинить в чем-то. Они учились жизни. Они с самого начала учились зарабатывать деньги. А мы занимались боксом и не могли себя обеспечить. Из спортсменов моего поколения многие спились, многие остались инвалидами. Вот парадокс. Многие очень сильные спортсмены в жизни ломались.
       
       ИЗ ДОСЬЕ
       Вячеслав Лемешев на Олимпийских играх 1972 года поставил своеобразный рекорд: в четырех боях из пяти победил нокаутом. Жизнь после ринга он начал, как и Виктор Рыбаков, в Группе советских войск в Германии. Там не сложилось. На «гражданке» он работал машинистом насосной станции, вахтером в кооперативе, рабочим на Востряковском кладбище. Умер в 1996 году в полной нищете. Лемешеву было сорок четыре года.
       
       Славка Лемешев был великим боксером и замечательным человеком. Он был настолько популярен, что с ним по Москве пройти нельзя было: его останавливали на каждом шагу. Хоккеисты рядом не стояли, насколько он был популярен в свое время.
       Поддавался он чужому влиянию. Если на ринге Слава Лемешев не ударит, то боя не получалось — получалась возня. И противник, особенно под конец его карьеры, навязывал ему свою манеру ведения боя. Так и в жизни получалось.
       Славку и сгубило то, что он начал выпивать, а остановиться уже не мог. В семье начались проблемы. Жалко, конечно. Так бесславно закончил свою жизнь. И он больше никому не был нужен.
       Олег Коротаев был уникальный боксер. Я таких двоих знаю — Игорь Высоцкий и Коротаев. По манере ведения боя — готовые профессиональные бойцы. От рождения. Но не их время было, когда они выступали.
       
       ИЗ ДОСЬЕ
       Олегу Коротаеву сам Анджело Данди, менеджер легендарного Мохаммеда Али, еще в 1971 году предлагал контракт в полтора миллиона долларов. О таких предложениях в то время советскому боксеру запрещалось даже думать. На любительском ринге Олег Коротаев не раз выигрывал чемпионат страны, был призером первенств мира и Европы, 160 боев выиграл нокаутом. После окончания боксерской карьеры из-за драки с Игорем Щелоковым, сыном главы МВД СССР, Коротаева осудили… за хранение сувенирного патрона. В начале
       90-х экс-чемпион Союза уехал в США. 12 января 1994 года Олега Коротаева застрелили в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич. После гибели боксера в отечественной публицистике появились статьи, где Олег Коротаев фигурировал как один из «авторитетов» российской мафии.
       
       ИЗ ДОСЬЕ
       Игорь Высоцкий живет в Москве. Дважды нокаутировал непобедимого трехкратного олимпийского чемпиона кубинца Теофило Стивенсона. Считался одним из сильнейших в мире боксеров-тяжеловесов. Ушел из большого бокса в начале 80-х. В 36 лет, весьма солидном для боксера возрасте, получил от америкаснких менеджеров предложение профинансировать подготовку к бою с Майклом Тайсоном.
       
       Знаешь, я могу оправдать Тайсона. Он уникальный боксер. Он выходил и убивал, выходил — и люди падали. Из него же злодея с самого начала лепили. Нервная система у него просто истощилась. Он был выхолощен полностью не от бокса, а оттого, что на него свалилось. Он был морально к этому не готов. Все его злоключения оттуда.
       Из него же сделали идола, черта. Хотя, по мнению людей, которые с ним общались, он нормальный человек. На нем зарабатывали кучу денег. Каждый его бой, каждый его шаг — это звон монет. И его сломали.
       Он же не сам думал. Его учили: «Ты должен говорить: «Я загрызу, я вырву сердце». А у него глаза совсем другие.
       Вот Оскара Де ля Хойя раскрутили как «золотого мальчика» и положительного героя, а по нравственной сути своей — Де ля Хойя подлец еще тот. Он всегда улыбается, но может запросто подставить, может человека разорить.
       Сегодняшнее поколение — они более приспособленные. Допустим, Олег Саитов. Его физиономию рекламируют где-то. Он на этом имеет деньги. Он может их накопить, куда-то вложить.
       А представь, чтобы я начал рекламировать в свое время. Или Слава Лемешев. Мы же не могли заключать рекламные контракты. Это тогда ни в какие рамки не лезло.
       Я в семнадцать лет в сборную пришел. И во всех весовых категориях, в которых выступал, был всегда первым номером. Надоел всем — постоянно в Союзе первый. Прекрасно понимал, что хотели уже кого-то другого. Молодежь ко мне прислушивалась. Я мог дать дельный совет. Не всем это нравилось.
       Для меня трагедия была самая большая в боксе, когда я в 1976 году проиграл американцу на Олимпиаде. Там я должен был быть на двести процентов олимпийским чемпионом. Потому что рядом никого не стояло. Даже того, который чемпионом стал. Я их лупил всех. В одну кассу. Шел по нарастающей. Я все выигрывал, выигрывал. Я знал, что вот она — моя золотая медаль. Ни секунды не сомневался в себе, что выиграю. Да какие проблемы! Но не выиграл, третьим стал. Очень долго не мог понять, как это я проиграл.
       На Европе в 1975 году боксировал с переломом руки. На спарринге ударил, а кулак не сжал. У меня так сильно заболело. Я не знал, что это такое. Подсознательно чувствовал: что-то не в порядке. Долго думал, сказать тренерам, не сказать. Ну скажу. Ну не возьмут. Чего там с одной рукой боксировать? Нет, думаю, поеду-ка я на Европу, хоть Магадан представлю.
       На Европе все увидели (я тогда перчатку не мог надеть). Спрашивают: «Когда?». Да вот, отвечаю, на тренировке. Меня ругать: «Ах ты предатель, ах ты враг народа. Чего будем делать?». Отвечаю: «Боксировать будем, попробуем». А в моем весе француз приехал, две Европы выиграл до этого. Очень популярный французик такой. Мне тренеры говорили: «Самое главное — французу не попасться. Бьющий парень, плотный».
       Попал я на этого француза сразу, в первом же бою. Вышел, как дал ему по башке — он кувырк… и не встал. Как дал, так и нокаутировал. И меня все стали бояться. Европу выиграл и приз лучшего боксера получил.
       Бывает, что на ринг человек выходит, как на работу. Ему тяжело. А мне было интересно. Бывало, конечно, и тяжело. Но часто я себя ловил на мысли: «А мне-то весело!»
       1981 год. В Венгрии на Спартакиаде дружественных армий боксировал с кубинцем в финале. Я его очень хорошо знал. Классный боксер — двукратный олимпийский чемпион Анхель Эррера.
       Я знал, что мое преимущество в движении. Просто делал шаг назад, шаг в сторону. Он ударить жестко может, а скорости не хватает. Скоростишка-то слабенькая. И я его тут накручиваю, как хочу. Он на меня побежал. Я шаг в сторону сделал. Он раз — и в канаты улетел. Эффектно и хорошо у меня получалось. Первый раунд без проблем. А второй раунд… У них Сагарра — мудрый тренер. Он, видимо, ему сказал: «Все, не беги на него». Я во втором раунде вышел. А он не идет. Я так, сяк. Не идет. Мне на него идти — смерти подобно! Со средней дистанции он меня перемолотит, как на мясорубке. Я никак не могу его выдернуть на себя. Не получается. Минута проходит. А голова работает. Что-то надо делать в этой ситуации. Я руки опустил. Бесполезно. У него команда: «Ни шагу вперед!».
       Черт меня дернул! И тогда я ему язык показал. Машинально. Смотрю, подействовало. У него глазки помутнели от ярости. Я ему вытащил язык метра на полтора! И тут он как сорвался на меня, как помчался затоптать. Обиделся, наверное, что ему белая обезьяна язык показывает.
       Короче, ломанулся на меня кубинец. Я опять в своей стихии. Выиграл бой. Награждение.
       А на трибуне сидел контр-адмирал Шашков, в то время председатель ЦСКА. Вызвал к себе. Прикинул, что отметелит меня сейчас этот контр-адмирал. Пытаюсь ему объяснить, что не хотел я этот язык показывать. Он меня перебивает: «Буду ходатайствовать о присвоении тебе внеочередного звания капитана». Так я стал капитаном. Тоже надо знать, где язык показывать.
       По своим боксерским данным — координации, выносливости, скорости — я мог бы минимум две Олимпиады выиграть. Не выиграл ни одной. Вроде неудача.
       Но с другой стороны… Я же из-под Магадана, детдомовец из поселка Ола. Так получилось, что я выскочил оттуда, не погиб, не спился. Благодаря боксу. И поездил я по всему миру. А так ничего бы, кроме Магадана, не увидел.